Карина похлопала по ногам первого мальчика и приподняла его рубашку сзади, чтобы показать любое оружие. Она заставила его перевернуться на спину и проделала то же самое спереди.
— Ничего, — сказала она, немного расслабляясь. — Ты, — сказала она другому, — подвинься...
Но у нее не было возможности закончить предложение, потому что второй мальчик бросился к штурмовой винтовке, висевшей у нее на плече, и сдернул ее через голову. Я подняла пистолет, чтобы выстрелить в него, но первый мальчик бросился вперед за мной.
Я, не колеблясь, выстрелила ему в голову один раз и бросила его там, где он стоял.
Я повернулась, чтобы защитить Карину, мою подругу, практически мачеху для меня, мачеху для всех детей и ту, кого я так сильно полюбила... но было слишком поздно.
Второй парень уже повалил ее на землю, его винтовка была направлена ей в грудь, и он сделал выстрел.
Это был единственный выстрел, который он успел сделать, потому что я подняла оружие и дважды выстрелила ему в голову. Я упала рядом с ней, крича, но заметила, что она все еще в сознании. Рассеянно я услышала приглушенные крики, доносившиеся с востока.
— Карина? — спросила я, испугавшись больше, чем когда-либо. — Держись за меня, хорошо? — Я расстегнула пуговицу и прижала к ее груди, чтобы замедлить кровотечение, но через несколько секунд она промокла.
Мои трясущиеся руки порхали над ней. Я понятия не имела, что мне делать. Окровавленные руки Карины остановили мои, когда она обхватила их. Она посмотрела на меня и мягко улыбнулась, покачав головой, чтобы я остановилась, и закрыла глаза.
— Нет, нет, нет, нет, — бормотала я себе под нос, слезы текли по моему лицу, ожидая, когда Чарльз найдет нас. — Чарльз найдет нас. Он все исправит.
Я положила ее красивую голову себе на колени, крепко прижала к себе, как будто могла привязать ее к своему земному миру. Тепло от ее горящего баобаба согревало наши тела таким жаром, что слезы охлаждали мои щеки и грудь.
— О, моя милая, милая Карина, — ворковала я, проводя руками по ее шелковистым волосам. — Карина. — Рыдание вырвалось из моей груди при ее имени.
Ее глаза лениво открылись, и на лице впервые с тех пор, как я ее узнала, отразился ее возраст.
— Не плачь обо мне, любовь моя, — прошептала она, поднимая свою нежную руку и вытирая мое лицо. Она мягко улыбнулась, и это мгновенно расслабило меня, даже в очевидный час ее смерти. — Я прожила самую необыкновенную жизнь и могу искренне сказать, что пожелала бы такой жизни любому человеку. Даже сейчас. Даже лежа здесь, пачкая землю под нами... — она закашлялась, и я обняла ее крепче, — ... потому что это не было тем, что я решила для себя. Так было лучше. Лучше, чем все, что я могла бы сотворить сама. Поэтому я говорю тебе, моя прекрасная Софи Прайс, не плачь из-за меня. — Она снова закашлялась, уже с кровью.
— Карина, не уходи, — умоляла я.
— Пообещай мне одну вещь, — попросила она. — Обещай, что ты отдашь все это Богу и позволишь Ему решить это за тебя. Он не подарит тебе никаких сожалений.
— Шшш, — сказала я ей, убирая ее волосы назад, когда она вдохнула и поперхнулась воздухом. — Побереги дыхание, Карина.
— Ты можешь страдать, — продолжала она, игнорируя мою мольбу, — можешь потерять надежду в печали незапланированной жизни, но пока у тебя есть вера в доверие, в обожание, в привязанность, в любовь, эта печаль превратится в счастье. И это постоянная величина, дорогая. — Какое-то мгновение она дышала глубоко и ровно, казалось, переводя дыхание. — Никто не может познать искреннее счастье, Софи, не познав сначала горя. Никто никогда не сможет оценить грандиозность и редкость такого огненного блаженства, не видя страдания, каким бы несправедливым оно ни было. И ты познаешь искреннее счастье. В этом я уверена. Уверена, потому что именно поэтому ты здесь, а также потому, что здесь твоя неизбежность.
Я обняла ее, плача ей в плечо и молча моля Бога спасти ее, молча крича, чтобы Чарльз был рядом. Я беспокоилась о нем.
Ее дыхание казалось влажным и затрудненным, и я на мгновение оторвалась от объятий, чтобы посмотреть на нее. Я покачала головой, увидев, как она побледнела.
— Скажи ему, что он был моим величайшим приключением. Скажи, что я люблю его, — прохрипела она.
Я кивнула. Она испустила последний вздох и умерла у меня на руках.
— Нет! — Я закричала на нее. — Нет!
Приближался шум, и я подняла на него дрожащий пистолет, открыто крича. Это был Ян. Пистолет забыт.
Он резко остановился при виде этого зрелища, недоверчиво качая головой взад-вперед. Его глаза остекленели в свете огня. Он подбежал к нам, садясь перед нами. Он поднял руки передо мной, слова ускользали от него. Я не могла объяснить. Я тоже потеряла голос. Я могла только предложить ему слезы в качестве объяснения. Наблюдала, как его дрожащая рука убрала волосы Карины с лица, и рыдание сорвалось с его губ.
— Карина? — Услышали мы рядом с нами. — Карина? — В отчаянии спросил Чарльз, и мое сердце уже сильно болело за него. — Карина! — Воскликнул он, обнаружив ее окровавленной в наших с Яном руках. — Карина! — Взревел он, истерически хватаясь за жену. Мы с Яном отдали ее ему, и он крепко прижал ее к себе. — О Боже мой! Боже! — Он яростно прижал ее к себе. — Карина, любовь моя. Карина. Карина. Карина. — Он мог только повторять ее имя снова и снова.
Мы услышали приближающиеся детские голоса, и я подбежала, чтобы они не подходили ближе. Я держала их у забора, чтобы они ничего не видели. Я посмотрела на их неуверенные лица и была близка к тому, чтобы разорваться на части. Как мы им скажем?
Я проверила, как там Ян и Чарльз, и заметила, что Чарльз начал нести свою жену в хижину изо всех сил стараясь в своем преклонном возрасте выдержать весь ее вес.
Когда Ян попытался помочь, Чарльз отказался, поднял ее по ступенькам крыльца и закрыл за ними дверь.
Ян некоторое время смотрел на дверь, прежде чем повернуться в мою сторону.
Солнце начинало подниматься, от зданий остались лишь тлеющие обугленные останки, и серое утро окутало Масего мрачной пеленой.
Я изучала безнадежное состояние его стен, мой взгляд упал на все еще горящее дерево, больше не внушительного, успокаивающего солдата, на которого я так сильно полагалась.
Пока баобаб здесь, я буду здесь...
Глава 25
Мы похоронили Карину в новом доме после двадцати четырех часов, потому что не было никакой возможности сохранить ее тело. Это было к лучшему, никто из нас не огорчил бы ее должным образом, даже если бы мы смогли удержать ее еще несколько дней.
В тот вечер мы отвели детей к ЧУ, объединив старших детей с младшими, чтобы за ними тоже кто-то присматривал.
Никто из них не воспринял известие о ее смерти нормально, но горстка детей была вне себя, и потребовалось несколько дней, чтобы заставить их почувствовать, что опасность миновала.
Чарльз впал в глубокую депрессию, стараясь держаться поближе к своему ЧУ.
Мы приносили ему подносы с едой, но они так и оставались нетронутыми на краю его кровати. Казалось, мы просто обновляли старую еду на новую, но я заботилась о нем. В конце концов, ему нужно будет поесть, и я хотела, чтобы он мог это сделать, когда придет время. Бедный Чарльз, каждый раз, когда я стучала и входила, он все еще лежал на своей кровати, но всегда поворачивался, чтобы улыбнуться мне, похлопать по руке и сказать, что я хорошая девочка. Я бы сохранила храброе выражение лица для него, но в ту секунду, когда дверь ЧУ захлопнулась, мне пришлось бы подавить рыдания.