— Если вам нужен искусный парикмахер, буду рада вам его предложить.
— Вы очень добры ко мне, мадам.
— Я слышала, что в провинции все по-другому. — Герцогиня скривила губы. — Но в Лондоне деревенские обычаи не нужны. Им здесь не место.
— О, мадам, полагаю, совершенствоваться можно везде, — мягко ответила Октавия. — Даже Лондон не закрыт для новых веяний.
Герцогиня не верила своим ушам: правильно ли она поняла эту нахалку? Неужели эта выскочка осмеливается говорить, что лондонская мода устарела?
Руперт удивленно поднял бровь. Может быть, Октавия не понимает, какую роль при дворе играет эта дама? Он подыскивал слова, чтобы замять неловкость, но в это время принц Уэльский разразился громогласным хохотом:
— Совершенно справедливо, леди Уорвик. Мы тут вовсе закоснели в наших обычаях. Правила, протокол, Бог знает что еще… Все вина нашего двора. Чертовски старомоден. Подождите, придет мое время… и вы увидите, какие наступят перемены, — помяните мое слово.
Эта потрясающая бестактность, ясно показывающая, что принц ждет не дождется смерти отца, была встречена с таким молчаливым неодобрением, что маленький вызов Октавии остался незамеченным.
Схватив Октавию за руку, принц увлек ее на середину зала, где формировались пары для контрданса.
— Его высочество — еще мальчишка… такой упрямый, — спокойно заметил Руперт и с улыбкой поклонился герцогине. — Юность есть юность.
— Конечно, — согласилась дама, прикладывая к верхней губе надушенный платок. Она окинула оценивающим взглядом статную фигуру лорда Уорвика и как будто бы смягчилась от того, что увидела.
Его светлость был одет в черный шелк, волосы, как и положено, напудрены и стянуты на затылке. Золотом сверкали карманные часы, а на белоснежной рубашке ослепительным голубым огнем сияла булавка с бриллиантом. На лице внимательное выражение, на губах участливая улыбка — он, казалось, извинялся за бестактность жены и принца Уэльского.
— Молодежь должны наставлять старшие, лорд Уорвик. — Глаза придворной дамы были прикованы к танцующим. — Ваша жена, сэр, еще не приобрела городского лоска.
— О, я думаю, дело не в этом, — раздался голос графа Уиндхэма. — Представляется мне, что леди Уорвик имеет смелость вести себя так, чтобы отличаться от всех остальных. Разве я не прав, Уорвик?
Руперт поклонился Филиппу, в глазах мелькнула насмешливая искорка:
— Разумное предположение, Уиндхэм. Граф довольно улыбнулся, и серые глаза вновь обратились к залу, где в такт музыке двигались танцующие. Он с интересом разглядывал леди Уорвик.
Неужели Филипп ничего не чувствует? Каждый раз, когда они говорили или обменивались взглядами, Руперт чувствовал, что кровь начинает быстрее бежать по жилам, а пульс — биться чаще. Филипп в его присутствии, похоже, не испытывал ни малейшего стеснения или неловкости, у него не было даже тени предчувствия. Может быть, это оттого, что он считал брата мертвым?
— Так вы познакомились с леди Уорвик в Нортумберленде? — Филипп небрежно отвернулся от танцующих и предложил Руперту табакерку.
Лорд Уорвик покачал головой:
— Не люблю нюхательный табак. Да, когда ездил навестить друзей.
— И конечно, это ее первый сезон в Лондоне? Руперт кивнул:
— Мы решили отложить свадебное путешествие до дня рождения короля.
Монарх родился в июне, и день его рождения означал закрытие сезона.
— Медовый месяц в разгар сезона в Лондоне для новичков имеет свою прелесть. — Филипп вежливо поклонился и отошел.
Графиня Уиндхэмская сидела между двумя чопорными матронами и при приближении мужа нервно улыбнулась. Она пригладила парик, поправила кружева на шее: несчастная женщина ожидала, что муж на людях примется критиковать ее внешность, и ее глаза молили о пощаде. Но тот прошел мимо, взглянув на жену так, словно та была садовым слизняком. Бедная женщина расстроилась еще больше.
Имя леди Уорвик было у всех на устах. На балу весь вечер только о ней и говорили. После первого танца принц Уэльский не отпустил свою даму, и Руперту оставалось только издалека наблюдать, каким успехом пользовалась Октавия у подхалимов и распутников из окружения принца.
Октавия была уверена, что, пока она будет рядом с принцем Уэльским, общество может ее осуждать, но никогда не отвергнет. Для выполнения плана ей необходимо было прослыть женщиной с авантюристической жилкой, пренебрегающей общепринятыми правилами поведения. Окружение принца очень подходило для этих целей. Уже к концу вечера Октавия отклонила несколько туманных намеков и четыре прямых предложения, одно из которых исходило от его высочества.
— Как не стыдно, ваше высочество, я замужняя женщина, — мягко упрекала она, а принц Уэльский меж тем, удерживая ее руку, не мог оторвать от Октавии взгляда.
Он громко расхохотался, но по всему было заметно, что он разочарован:
— Любезная мадам, я вам бы ничего и не предлагал, если бы вы не были замужем. Мужчине не пристало развлекаться с незамужней девчонкой. Только не говорите, что лорд Руперт будет вас ревновать.
— Не знаю, сэр, он муж мне совсем недавно, — скромно ответила Октавия. — Но я думаю, мне рановато бежать от брачной постели. Мы поженились только две недели назад.
Принц усмехнулся и потрепал ее по щеке.
— Люблю откровенных женщин. Но ничего, моя дорогая леди, посмотрим, через сколько времени загуляет ваш муж. Вот тогда и вы взглянете на вещи по-другому.
— Может быть, и нет, сэр.
Но где же Руперт? Было уже два часа ночи, и Октавия заглянула в роскошную столовую, где собралась большая часть общества, чтобы отведать пирожков с устрицами, хлеба с маслом и запить все это шампанским.
Руперт, стоя в оконной нише, разговаривал с накрашенной дамой в платье из темно-красной тафты. Лиф ее платья был так низок, что, когда дама протянула руку за кусочком хлеба, из выреза показался сосок. Дама ни в малой степени не смутилась, когда Руперт длинным указательным пальцем ловко вернул беглеца на место, — лишь рассмеялась и шутливо ударила Руперта по щеке веером.
— Вот видите! — послышался рядом голос принца. — Он не из тех мужчин, кто тратит время даром. Уорвика знают как большого повесу. Неужели вы полагаете, что брачные клятвы изменят характер человека?
Октавия улыбнулась и пожала плечами.
Принц усмехнулся и обнял ее; его пальцы поглаживали шею под кружевным платком.
— Сама скромность, — бормотал он. — Неужели нельзя открыть на наше обозрение что-нибудь побольше. Вот хотя бы как у леди Дрейтон? А?
— Леди Дрейтон имеет передо мной большое преимущество, — возразила Октавия.
— Ив чем же? — Мутные глаза принца уставились ей в лицо. — Уж не в том ли, что у нее здесь побольше? — И он с ухмылкой показал на зад.
— Нет, сэр. Ее преимущество в годах. — Октавия сделала шаг в сторону, освобождаясь от монарших объятий.
— Злючка! Кошечка показывает коготки! — грохнул принц своей собственной шутке. — Предупреждаю, мадам. — Он погрозил ей пальцем. — Если бы Маргарет Дрейтон вас слышала, она выцарапала бы вам глаза.
— Я трепещу, сэр.
Октавия чувствовала явное раздражение. Мадам Дрейтон для него ничего не значит. Руперт просто играет свою роль, как она свою. Но как естественно выглядело его удовольствие, когда он трогал ее грудь. И что из того? Какое дело до этого Октавии? И все же из самых глубин ее души поднималось возмущение.
Они продолжали смотреть на воркующую парочку. Руперт наклонился к самому уху женщины, и пронзительный смех леди Дрейтон перекрыл монотонный шум голосов.
— Недурно развлекаются. — Суховатый голос рядом высказал вслух то, что Октавия думала про себя. Она обернулась: за спектаклем у противоположной стены наблюдал Филипп Уиндхэм. На его губах играла улыбка, от которой по спине Октавии пробежал холодок.
Они встретились взглядами, и Октавию неожиданно поразила странная двойственность его лица — словно это красивое лицо было совсем не тем, чем казалось. Будто за гладким широким лбом, ясными серыми глазами и почти идеальными чертами таилось нечто злобное.
— Да, — холодно ответила она, разворачивая веер. — Развлекаются, как и все здесь. Уверяю вас, сэр, с тех пор как я приехала в Лондон, у меня не было вечера интереснее.
— Самая главная достопримечательность в этом городе, мадам, — вступил в разговор принц. — Подписываетесь на десять гиней, и пожалуйста — еженедельный развеселый бал в течение всего сезона… да еще с таким изысканным ужином! — Окружение его высочества принужденно рассмеялось неуклюжему сарказму. Октавия улыбнулась.