— Есть кое-какие планы строительства в городе, — беззаботно ответил Руперт. — Похоже, принесут изрядный куш. Конечно, потребуются вложения, но отдача будет уже через несколько месяцев.
— И что это за планы? — Дирк Ригби не выдерживал ясного взгляда Руперта.
— Дома, — отвечал тот. — Большие дома на южном берегу реки. Лучшие земельные участки — такие любят бюргеры из среднего класса и готовы за недвижимость выложить солидные капиталы. — Руперт усмехнулся и положил три сотни гиней против валета червей. — Конечно, подрядчик кое-где подэкономит — так чтобы покупатель ничего не заметил, и это принесет изрядный доход и ему, и вкладчику.
— Нехорошо, лорд Руперт! — воскликнула Маргарет Дрейтон. — Зарабатывать на этих беднягах! — Но в ее голосе чувствовался явный сарказм.
— Они того стоят — алчные, заносчивые. — Руперт наблюдал, как банкомет открывает валета червей. — Сегодня мне чертовски не везет. — Он пододвинул монеты к Лакроссу.
— Я бы не прочь сделать небольшое вложение, — заметил тот. — А как ты, Ригби?
— Что ж, пожалуй, — с готовностью ответил компаньон. — Как войти в дело?
Руперт стал задумчиво постукивать пальцами по столу.
— В этом-то вся трудность, джентльмены. Дело, как вы понимаете, деликатное, детали не должны всплыть наружу. — Он замялся. — Я не могу назвать имени своего друга, прежде чем с ним не посоветуюсь. А он, я уверен, захочет убедиться в серьезности ваших намерений.
— Ясно, ясно, — быстро согласились друзья. — Но давайте продолжим этот разговор завтра.
Руперт склонил голову в знак одобрения.
— Не хотите испытать счастье в очко? — обратился он к Маргарет Дрейтон.
— Нет. Я и так проиграла много в фараон. Сегодня больше рисковать не могу.
— Тогда позвольте мне быть вашим банкиром. — Руперт галантно поклонился, взял ее ридикюль и высыпал в него те несколько гиней, которые выиграл до этого.
Маргарет рассмеялась, ее глаза распахнулись от удивления:
— Милорд, вы необыкновенно щедры!
— Но я претендую на половину выигрыша. — Он взял ее под руку и повел к другому столу.
За шумом в комнате Октавия не расслышала, о чем они говорили, но от нее не ускользнул блеск золота, пересыпаемого в сумочку Маргарет Дрейтон. Сначала она не поверила собственным глазам, но тут же возмутилась: неужели Руперт разбазаривает их драгоценные средства на шлюху? Что это — плата за обещанную услугу? Деньги вперед?
С трудом, но все же ей удалось скрыть ярость, и она продолжила вести игру с Филиппом, демонстрируя философское равнодушие к поведению мужа. Но когда она услышала смех за спиной, ярость снова затопила ее.
— Триктрак в моем доме! Мне следовало бы его запретить!
— Не сыграете ли с нами, сэр? — заговорила Октавия сахарным голосом. — Ставки необременительны. Ведь правда, граф Уиндхэм?
— Совершенно необременительны, — кивнул Филипп и достал табакерку. — Вы позволите? — Он взял ее руку, положил понюшку на запястье и поднес к лицу.
Октавия вспомнила, как то же самое сделал когда-то Руперт, и она еще тогда подумала, что ни одна леди не позволила бы джентльмену так фамильярно с ней обращаться. Но здесь не играли в джентльменов и леди… по крайней мере в ту благородную породу, которую она знала в Нортумберленде.
В следующую секунду Руперт положил ей руку на плечо — мимолетный жест, подчеркивающий его право собственности на Октавию. По тому, как у Филиппа сузились глаза, Октавия поняла, что этот жест задел его за живое. Руперт, видно, не зря говорил, что Филиппа больше всего привлекает то, что ему не принадлежит, а не то, что можно взять свободно, просто попросив. Воистину — запретный плод сладок.
Она радовалась этой теплой и сильной ладони, и в другое время это прикосновение было бы прелюдией того, что произойдет, когда закончится скучный вечер. Но сегодня Октавия не хотела думать о том, как они останутся наедине — слишком живо она помнила сцену с леди Дрейтон.
В некотором недоумении Руперт вернулся к игорным столам: ярость, которую он заметил в глазах Октавии, поставила его в тупик.
Почти рассвело, когда последний гость покинул дом. Октавия смотрела на комнату, карточные столы с явным отвращением. Руперт разлил в два бокала коньяк.
— Держи. Заслужила, — подал он ей бокал.
— Не хочу, — покачала она головой. — Лучше пойду спать.
— Присядь, Октавия. — Голос Руперта звучал спокойно и ровно.
Октавия бросила на него хмурый взгляд:
— Уже пять часов утра. Я хочу спать.
— Посиди.
Что-то было в нем такое… в его тоне, что заставило ее повиноваться.
— В чем дело?
— Это ты должна мне сказать. Тебе что-то не понравилось в сегодняшнем вечере. Филипп Уиндхэм? — Руперт спокойно смотрел на нее, его глаза лучились теплотой и озабоченностью.
— Нет.
Он пригубил коньяк.
— Так отчего же ты так разозлилась?
— А ты подумай сам! — Октавия сердито вскинула голову. — Какие еще я могу испытывать чувства, когда вижу, как ты ссыпаешь в ридикюль Маргарет Дрейтон целое состояние? За что ты ей платишь?
Заботливое выражение словно испарилось из глаз Руперта, и его сменило раздражение:
— Неужели ты настолько глупа? Если чего-то не понимаешь, сначала спроси, а потом делай выводы.
— Не смей так разговаривать со мной! — Октавия побелела, глаза метали золотистые молнии. — Я не делаю никаких выводов. Я видела, как ты давал этой женщине кучу золота! И все это видели!
— Именно, — заметил он холодно. — Видели все. Октавия уставилась на него в недоумении:
— Так ты хотел… чтобы это видели?
— Именно, — снова повторил он. Потом заговорил с резкостью мужчины, который не переносит чужую глупость:
— Если бы ты взяла на себя труд хоть немного подумать, то поняла бы: именно присутствие Дирка Ригби и Гектора Лакросса было причиной моей щедрости с мадам Дрейтон. Мне было нужно, чтобы они заметили, как я сорю деньгами.
Октавия почувствовала себя неловко. Ревность привела ее в такую ярость, а отнюдь не деньги. Догадывался ли Руперт об этом? Октавия предпочла бы, чтобы ее обвинили в глупости, но только не в ревности. Но в следующую минуту она уже поняла, как отвести от себя подозрение.
— Как я могу что-либо понять, если ты ничего мне не говоришь?
Руперт помолчал.
— Мне казалось, ты уже знаешь — я люблю играть с закрытыми картами.
— Тогда нечего пенять, что я делаю глупые выводы. В его глазах появилась изумленная догадка:
— То, о чем ты думаешь, не правда.
Октавия с минуту молчала, разглядывая собственную туфельку, наконец сказала:
— Почему же? Я заметила, как она получила цену, и знаю, что в свое время с ней переспали все придворные мужского пола.
— И ты полагаешь, что я настолько неразборчив, что готов наброситься на лежалый товар? — Руперт пожал плечами. — Ты меня обижаешь, Октавия! И я думаю… да, я считаю, ты должна за это заплатить. — И злость Октавии куда-то ушла. Она стояла, не зная, что сказать и что сделать.
— Вопрос состоит лишь в том, какую плату я сочту приемлемой? — продолжал поддразнивать ее Руперт, глядя на угли в камине. — Что бы это могло быть? — Он поднял глаза и так посмотрел на нее, что Октавия засомневалась, сумеет ли она выйти из комнаты на собственных ногах.
— Хочешь, чтобы я выбирала сама? — От нахлынувшего желания ее голос прозвучал очень низко.
— Готов выслушать любые предложения, хотя окончательный выбор оставляю за собой.
Октавия облизала губы: мозг бурлил чувственными фантазиями, затмевавшими усталость дня, опасения, недобрые предчувствия и страхи. Больше не имело значения, почему они играют в эту игру, важно было лишь то, что они в нее играют.
— Не подняться ли нам в спальню, сэр?
— Непременно. Мне почему-то кажется, что в спальне тебе будет проще расплатиться.
— Мне тоже так кажется, сэр. — Октавия присела в реверансе, глядя на Руперта снизу вверх из-за развернутого веера. От предвкушения наслаждения глаза ее увлажнились, в каждом изгибе тела — страстное обещание.
Руперт торжественно взял ее за руку:
— Идемте, мадам.
Глава 12