Должен сказать, Коронус Прайм не был особенно живописен – планету почти целиком посвятили нуждам её вечно меняющихся гостей, которые, едва успев сделать тут передышку, возвращались в бесконечный вихрь войны, что представляет собой жизнь имперского гвардейца. Большая часть дневной стороны была покрыта пылью от постоянно взлетающих и прибывающих челноков и десантных кораблей, что покрывали поверхность, и без того усеянную всевозможными базами[11]. Ночное же полушарие было окутано мягким светом множества люминаторов – лишь несколько тёмных пятен указывали на пустынные участки планеты, отведённые для тренировок и боевых стрельб. Сегодня я был зачарован открывшимся пейзажем и мягкими оттенками, которых совершенно не замечал раньше.
Иными словами, я был в удивительно хорошем настроении, что было для меня незнакомо и немного пугающе. Прожив столько лет с ощущением неминуемой смерти и едва избежав её множество раз, я чувствовал, что моё нынешнее состояние слишком хорошо, чтобы быть правдой, – как я ни пытался, я не мог заглушить ноющий голосок в голове, который твердил, что рано или поздно случится что-то ужасное.
И, конечно, я был прав, хотя даже в самых пессимистичных предположениях не доходил до того, каким пласталевым тазом всё может накрыться.[x1]
Первым намёком на неприятности стал лаконичный голос диспетчера с «Морского оркестра»[12], чьи отзвуки я слышал в комм-бусине.[x2] В силу старой привычки и нелюбви к сюрпризам, я слушал переговоры, и что-то в вокс-обмене вызвало слабое покалывание у меня в ладонях.
– Челнок два-семь-дюжина[x3], скорректируйте курс на одну целую три десятых градуса по Х, ноль целых четыре десятых по Z, – я не был знатоком трёхмерной навигации, но что-то подсказывало мне, что это довольно значительное изменение для такого короткого расстояния – мы были всего в нескольких километрах от корабля, а в мои прошлые визиты пилот-сервитор держался проложенного курса как костяшка на счётах.
Пеняя на свою чрезмерную осторожность, несмотря на то, что та спасала мою жизнь десятилетиями и позволяла выйти из почти смертельных передряг, я встал и прошёл в кабину пилота, почти по лодыжку утопая в ковре, которым был выстлан пол. Одно из преимуществ того, что вашими игрушками служат почти все вооружённые силы Милитарум в Восточном рукаве[13], заключается в том, что вы можете жить намного комфортнее простого пехотинца, и Живан хорошо это понимал (хотя в молодости он навидался достаточно грязи, так что я не завидовал роскоши, которой лорд-генерал окружал себя сейчас, – тем более, что он щедро делился ею со мной). Его личный челнок был обставлен не хуже, чем у среднего планетарного губернатора, но с бо́льшим вкусом – практичные переборки были скрыты за резными деревянными панелями (и целым рядом графинов с горячительным и иных средств скрасить утомительное путешествие) с лакированными аквилами и изображениями самых воинственных святых.
Когда я добрался до иконы Императора, за которой скрывался проход на лётную палубу, диспетчер заговорил снова – у него был спокойный и уравновешенный голос, как будто он пытался скрыть нарастающую тревогу.
– Два-семь-дюжина, скорректируйте курс немедленно. Приём.
– Курс утверждён, траектория обычная, – бесстрастно ответил пилот-сервитор с присущим их племени механическим упрямством.
Такая беседа не могла меня успокоить – я толкнул дверь плечом, ворвался в кабину, рухнул на место второго пилота рядом с тем, что было занято смесью плоти и металла, отвечавшей за полёт. Сервитор не обратил за меня никакого внимания – золотые пальцы недвижимо лежали на кафедре управления.
– Челнок два-семь-дюжина, повторяю, скорректируйте курс на одну целую три десятых градуса по Х, ноль целых четыре десятых по Z. Немедленно.
К моему бесконечному отсутствию удивления, сервитор как попугай повторил слова про то, что мы следуем заложенной в него траектории, чего мы явно не делали.
– Это комиссар Каин, – я перехватил инициативу, поскольку больше было некому. – Кажется, железный болван за штурвалом дал сбой. Как мне переключить его?