Купина Неопалима аки мак
Расцвела пылающими лалами,
Скрыта Троеручица опалами,
В жемчугах Скоропослушницы таимый зрак,
И одна Державная осталась просто, так –
Не грозя каменьями, металлами.
Собирался Богородичен собор
На совет о тяжком о безвременьи,
О кругом обставшей церковь темени.
В сумраке чуть теплится лампадами притвор.
А на паперти вопит разноголосый хор
Дьявольского и людского племени.
Молятся Заступнице кто сир, кто нищ,
Радостную славит тварь печальная:
– Радуйся, Благая, Изначальная,
Одеяние нагих, покров пустых жилищ,
Упование благих – с поруганных кладбищ,
Радуйся, Всепетая, Всехвальная. –
Молится Метелице кто зол, кто враг:
– Радуйся ты, бесное веселие,
Корени худого злое зелие,
Ты – имущая державу душевредных благ,
Упование взыскующих пропасть дотла,
Госпожа ты Кривда, лихо велие. –
Первая Скоропослушница вняла,
Купина – всем гневом опалилася,
Утоленье – Радостью закрылося,
Крепче Троеручица Младенца обняла.
А Державная – неспешно поднялась, пошла
К паперти, где стали оба крылоса.
Храмовой престол и снеговой алтарь,
Жизнь и Смерть – порогом узким делятся.
К Богородице идет Метелица,
Новоявленной навстречу – вековая старь.
И кому-то грешная стенающая тварь
Невозбранно, неотвратно вверится?
Госпожа благая, тихая – одна,
А другая – буйная Владычица,
Дерзостно красуется, величится
Над простой одеждой домотканой изо льна.
Той глаза – креста и колыбели купина,
А другой – двойное жало мычется.
Вечных глаз лучи скрестились, как мечи,
К бездне тьмы взывает бездна звездная.
И – приотворилась дверь небесная,
Приподнялся край покрова всенощной парчи,
И прояснилась, при свете заревой свечи,
Наверху – Невеста Неневестная.
Чуть довеянное сверху: Свят еси.
Чуть отвеянное снизу: Элои.
И Земля не надвое, но Целое.
Тихо на Москва-реке и по святой Руси.
Только небо голубое на златой оси.
Только поле чистое и белое.
СОРОК ДВА
I. Прибой
Ой ли и солоны волны,
Соли да горечи полны.
То ли у берега, то ли у дна –
Горько волна солона.
Как ни разлейся, ни хлынь –
Соль да полынь.
Бьются до боли прибои,
Боли от ярости вдвое.
Грянет о берега острый висок,
Канет, изранен, в песок,
Гривистый ринет забой,
Сгинет прибой.
Холодно-голые скалы,
Полые злые оскалы –
Ловят на зубья зеленую кровь,
Горько-соленую кровь.
Да люби пьет, до зела —
Злая скала.
II. Мертвая зыбь
Там глубо ко, там глубоко, там на дне,
Там, где оку свет не свет, ни заря,
Там, где водоросли белые одне
Пальцы-щупальцы тянут не смотря,
Где не водится и блестких, ладных рыб,
Где не шоркает жесткий, жадный краб,
Там, где плоские уступы тупы глыб,
Кроя дна скользкий скат, бездонный трап –
Там проступят в тусклом фосфора огне
То плечо, то рука, то голова.
Кто же эти, кто же эти – там на дне?
Сорок два их, сорок два, сорок два.
Как узнать улыбку милого лица
В одинаковом оскале всех губ?
Своего не угадавши мертвеца,
Каждый – страшен, каждый – труп, каждый – люб.
Почему они стоят, все стоят, стоят?
Под водой, как живой, колышим ряд.
Мертвыми руками шевелят, шевелят,
Мертвыми губами говорят.
Онемелым ртом послать живым – слабый зов,
Ласки рук онемелых им простерть.
Кличут, дышат, шепчут, молят – и без слов
Внятно: жизнь, любовь. Тихо: спрут, смерть.
Чья душа – и не жива, и не мертва –
Там не с ними, под водой, в западне?
Сорок два их, сорок два их, сорок два –
Там – глубоко, там – на дне, там – на дне.
III. Затишье
Волна вольна. С луною на приволье
Целуется, рифмуяся, волна.
На взморье, на просторе, на раздолье
Купается, качаяся, луна.
Луне в лицо бросает искры соли
Волна – со дна.
Не разобрать вон в том лукавом диске
И не запомнить, сколько ни учи, –
Скользящие то лунные ли брызги,
Светящие морские ли лучи –
Так слитны, так неразличимо близки
Они в ночи.
Луна – волной, волна – луною дышит,
Чуть слышимы, колышимы едва,
И дали лунной волны в сердца нише
Печали струны тронут дожива:
Их шлют со дна, всё ласковее, тише,
Те – сорок два.
УКЛАДКА
Укладочка моя спрятанная,
Украшенная,
Хорошенькая, приглядная –
Не страшная.
По полю по алому – цветики
Лазоревые,
Со травы стебельчаты, с ветви –
Без корени.
Ох, ношенная
На плечиках –
Полным она полна, полнешенька,
В обручиках тугих, в колечках.
Уложена, улаженная –
И не то лкнется.
А щелкнет ключ, а звякнет в скважине –
Ото мкнется.
Внутри – горицветы, в лад они
Сверкнут искрами,
Зерном пересыпятся окатным
И бисером.
Мои города разваленные
Парчами лягут золотными,
Пустые дали –
Полотнами.
Мои петли не зря висели –
Те самые
Богатые бусы-ожерелья,
Пояса мои.