Она выдерживала боль.
Всё это она делала ради меня.
Когда я подумала об этом, те слова Карен-тян пронзили моё сердце.
Холодная – сдержанная.
Первым делом ты должна была обратиться ко мне за помощью.
Я… ждала, когда мне сделают предложение.
И когда Сендзёгахара-сан заставила меня остаться у неё, я не искала помощи сама. Конечно, я думала, что эта логика полностью противоположна тому, что говорил Ошино-сан – «люди спасают себя сами».
Да.
Я проиграла своему отчаянию.
Я не думала о том, чтобы спастись сама.
И ещё я вспомнила, что мне говорила Сендзёгахара-сан.
Я просто приняла отсутствие вкуса.
Я не видела тьмы.
Ошибка.
– Цубаса-сан? Что-то не так? Ты замечталась? Лицо у тебя очень глупое.
– …
И где ее воспитание?
О каком «глупом лице» она говорит?
– Наверное, пожар – это и правда очень тяжело. Я видела что-то похожее только в Тиби Маруко-тян.
– О, нет, я в порядке.
Так я сказала.
Я сказала, что я в порядке, пусть это и было ложью.
– Но хорошо. Я приму ваше предложение и останусь здесь. По крайней мере, пока Арараги-кун не вернётся.
Я не знала, когда это случится, но вопрос был в другом. Что случится раньше – те, кого я должна называть матерью и отцом, найдут новое жилье, или Арараги-кун попросит меня освободить комнату.
Думать об этом смысла не было.
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста.
– Давайте хорошо проведём время.
Мы пожали друг другу руки.
Встали в кольцо.
Мы собираемся танцевать?
Я не знала, как Сендзёгахара-сан объяснила ситуацию в семье Ханекава (вообще, сама Сендзёгахара-сан не знала о ситуации в семье Ханекава), но я была рада, что эти двое не расспрашивали меня.
– Устроим вечеринку в пижамах, Цубаса-сан!
– Боюсь, что не смогу принять твоё предложение.
– Тогда как насчёт реслинга?!
– Нет, спасибо.
– О, я старшая, но мне всегда хотелось старшую сестру. Можно я буду называть тебя «старшая сестра», пока ты у нас живёшь?
Карен-тян говорила словами Сенгоку-тян.
Цукихи-тян смотрела на Карен-тян с улыбкой. Попробуй понять, кто из них старше.
Потом я кое-что поняла.
Или скорее, об этом я подумала с самого начала.
– О, кстати, раз я собираюсь остановиться здесь, я должна поздороваться с вашими родителями.
В этот дом меня всегда приводил Арараги-кун или его сестры, и я ни разу не встречалась с их матерью. Пусть Карен-тян и Цукихи-тян не против, но если их родители откажутся, то мне придётся уйти.
Интересно…
Разве при встрече со старшеклассницей, которая спала где попало, нормальный взрослый не попытается прочитать ей лекцию и отправить обратно к родителям?
– Думаю, всё будет хорошо, – сказала Цукихи-тян. – Мама и папа – наши родители, поэтому по характеру довольно похожи на нас.
– Ох… но…
– У них пылкое чувство справедливости, так что они точно не заставят уйти того, кто попал в неприятности.
Цукихи-тян ни капли в этом не сомневалась.
Кстати говоря, я понятия не имела о родителях Арараги-куна.
Наверное, это естественно, поскольку я с ними не встречалась, но было очевидно, что Арараги-кун сторонится этой темы. Для старшеклассника естественно молчать о своих родителях, так что меня это особо не беспокоило… да и казалось, что у Арараги-куна не особо хорошо получается с ними общаться.
Но справедливость?
Пылкое чувство справедливости?
Как странно.
– Эй, Карен-тян, Цукихи-тян. На будущее: вы говорили, что ваши родители работают вместе, да?
– Ага.
Сёстры кивнули одновременно.
– Они вернутся примерно в шесть.
– А чем они занимаются?
Их голоса прозвучали одновременно.
– Они полицейские!
…
Так вот почему Арараги-кун изо всех сил скрывал это. А ещё я почувствовала, как мерзнет Ад.
026
Конечно, без спора не обошлось.
Хотя дочери и говорили, что у их родителей пылкое чувство справедливости, пара Арараги были вполне здравомыслящими взрослыми (и офицерами полиции).
В итоге, сказав: «Раз так, то ничего не поделаешь», они позволили мне остаться. Легче, чем я ожидала, хоть и без энтузиазма.
Карен-тян и Цукихи-тян тоже изо всех сил постарались убедить их – в этом они действительно казались родителями Арараги-куна.
Они напоминали его.
Поясню: хотя сходство было завязано на генетике, не последнюю роль играл и одинаковый образ жизни. Они живут под одной крышей, идут по одному жизненному пути, едят одно и то же, их тела сделаны из одних и тех же веществ, так что понятно, почему они похожи.
И напротив, если путь и меню будут разными, как в семье Ханекава, то и в итоге мы будет совсем разными.
Поэтому говорят, что в семье, где все напоминают друг друга внешне и по характеру, есть некоторое чувство единства. В этом семья Арараги-куна казалась нормальной.
Я почувствовала это, когда они позволили мне присоединиться к своему ужину.
Я увидела, что такое семейная беседа.
Это было очень свежо, я даже включилась в неё. Хоть и вздрагивала, когда мать Арараги-куна настойчиво расспрашивала меня о своём сыне.
После этого нужно было принять душ.
Кстати говоря, с последнего использования душевой кабинки прошло три дня.
Похоже, в последнее время для Карен-тян и Цукихи-тян мыться вместе стало своего рода правилом, потому что в ванную они вошли вместе – и там было очень тесно!
– А ты не задираешь нос, Цубаса-сан.
Вот такая беседа завязалась в упомянутой душевой кабинке.
Мы едва влезли туда, как в каком-то эксперименте из серии «сколько людей поместится в телефонную будку». Иными словами, ни о какой чувственности не могло быть и речи. И вот там Карен-тян сказала:
– В смысле, может, это просто оттого, что я дура, но когда я говорю с умными людьми в школе, многие из них вызывают у меня мысли вроде «ух ты, какая ты умная». Как будто они изо всех сил стараются собрать все сложные слова вместе и наговорить что-то, на что всем плевать. Но ты умная, Цубаса-сан, и ты говоришь со мной на моём уровне. Это замечательно.
– Так и есть, – встряла Цукихи-тян.
Её распущенные волосы оказались очень длинными.
Похоже, росли они ещё быстрее, чем у Канбару-сан.
Чудовищно.
– Но, похоже, так и есть, Карен-тян. Люди, которые в самом деле умны… вообще, «лучшие» в своём деле, будь то спорт или что-то ещё, говорят абсолютно нормально, и кажутся абсолютно обычными. Видимо, это потому, что они настоящие, и им не нужно ничего доказывать.
– …
Услышав похвалу, я почувствовала себя неуютно. Хотя Цукихи-тян была права насчет «лучших» людей, кажущихся удивительно нормальными. Но в моём случае, дело вовсе не в этом.
Я не нормальна.
И… я не умна.
Я сомневаюсь, что кто-то мог приукрашать реальность и задирать нос больше, чем я… я поняла это и на Золотой Неделе, и перед Культурным Фестивалем.
Настолько, что хотела отречься от этого.
Настолько, что почувствовала ненависть.
– Я всегда думала о том, как видит вещи умный человек, – сказала Карен-тян, – например, когда мы смотрим на одно и то же, мы видим разные вещи. Для меня число Пи всего лишь набор чисел, а, скажем, для Эйнштейна – прекрасная последовательность.
– Ох, ну не знаю, – расплывчато ответила я.
На этот вопрос было сложно ответить во всех смыслах.
По сути, чувство, необходимое для осознания важности и ценности математических красот вроде Пи или Золотого сечения, жило лишь в немногих гениях. Однако я не считала, что для этого был необходим ум.
Даже среди умных людей могут быть те, кто видят в Пи лишь набор чисел, подумалось мне, и наоборот.
Вопрос в индивидуальных различиях, а не в наборе условий.
Разница между восприятием Карен-тян и Эйнштейна не так уж и отличается от разницы между восприятием Карен-тян и Цукихи-тян.
– Например, представим, что у нас есть роман, написанный от первого лица. Если взглянуть с иной точки зрения, это будет совсем иная история, как мне кажется. Так, дела Холмса, рассказанные самим Холмсом, будут отличаться от рассказанных Ватсоном.