Мы давно летаем вместе, сработались, и все у нас идет, как по конвейеру. Майка подает на стол подносы, я заученно, автоматически: раз — икра, два — бутерброд, три — яблоко, четыре — печенье. Фаридка в белом накрахмаленном переднике, как официантка, — чай. И — готово. Семьдесят подносов, семьдесят завтраков.
Фаридка, загадочно улыбаясь, ходит по салонам. Я давно знаю эту Фаридкину улыбочку, она ее любит показывать, особенно мужчинам.
Из отсека, где смонтированы жаровые установки, появляется голова дяди Кости. Майка спрашивает его:
— Что случилось?
Дядя Костя вопросительно смотрит на нас, потом щелкает себя пальцем по морщинистой шее. Майка первая догадывается и смеется.
Дядя Костя спрашивает, нет ли у нас чего-нибудь выпить.
Забавно, однако, устроен человек: первый раз летит в «ТУ», а уже чувствует себя вполне как дома. Вот и коньяк подавать можно. Мгновенно привык к цивилизации.
Фаридка наливает нашему «зайцу» лимонад, и дворник скрывается.
— Ишь ты, вина уже захотел! Окунулся в комфорт.
Мы перемигиваемся с Майкой и специально готовим поднос для дяди Кости: красная икра — побольше, яблоко — покрасивей...
Мы выводим «зайца» из тесной каморки и усаживаем его в первом салоне у окна. Здесь есть одно свободное место.
Дядя Костя теряется, когда Фаридка устраивает ему столик и ставит на него сверкающий поднос.
— Ешь, ешь, дяденька. Бесплатно, бесплатно.
Дядя Костя, посомневавшись, принимается за чай.
Минут за сорок до посадки в Свердловске мы кормим экипаж.
Фаридка устала, набегалась по салонам, и в пилотскую кабину несу завтрак я. Опять ухмыляется Генка, кричит мне, что напишет благодарность в книгу жалоб, а сам сочно вгрызается крупными белыми зубами в яблоко.
Года полтора назад (был какой-то праздник) мы сидели в зимовье с Клавкой, вдруг открывается дверь, и входят командир Бубнов, Генка Липаев и радист Иван Захарович — все подвыпившие. Повытаскивали из карманов бутылки с шампанским, и Бубнов начал:
— Рита, вот какое дело. Геннадия мы знаем много уже. Отличный парень. Желает выйти за тебя замуж...
Клавка прыснула:
— Так уж и замуж!
— Ну, жениться. Парень он хороший. Заработок вполне. Как, Рита?
Я, помню, растерялась. Шампанское, выбив пробку, тугой струей ударило в стену (там пятно до сих пор не забеливается). Клавдия выпила стакан, накрыла бутылку рукой и резанула:
— А теперь по домам! Женихи в нетрезвом виде не принимаются.
Так и вытолкала летчиков. А Генка с тех пор все пристает и пристает ко мне. Противно.
Когда посадка, мы переселяемся из кухни в последней салон: Майка в самый хвост, ей, как третьему номеру, первой выходить из самолета, сдавать груз и багаж. Мы с Фаридкой задерживаемся, убираем в контейнеры грязные подносы.
...Бежит навстречу самолету земля. Машина вытягивает шасси и вздрагивает. На щитке вызова бортпроводников вспыхивает световая капля. Трещит звонок.
— Кто там опять? — недовольно бормочет Фаридка и лезет в чемодан за гигиеническими пакетами.
— Рита, сходи.
Я иду по проходу и еще издалека вижу бледное лицо Майки.
— Что случилось, Майка?
— Не знаю. Тошнит весь рейс. Не могу. И голова кружится.
Бегу за таблетками. А машина глухо бьется резиновыми подушками колес о бетон полосы. Сели!
— Фаридка! С Майкой плохо!
— Чего это? — недоумевает Фаридка.
— Не знаю. Давай с тобой дядю Костю высадим.
Мы заранее, еще дома, у себя в зимовье, составили записку таксисту, который повезет нашего дворника на вокзал. В том, что его приедут встречать в порт, мы не уверены, хотя телеграмму подали в Нижне-Кузьминск заранее.
Майка, болезненно морщась, открывает дверь самолета, и огромная буква «С» вплывает вместе с дверью в кабину. Дверь приходится как раз на вторую букву в слове «СССР», что выведена на борту нашего «ТУ».
Морозный ветер врывается с летного поля. Я выхожу на трап вместе с Майкой.
— Ну как?
Майка пожимает плечами и часто-часто хлопает подкрашенными ресничками. Она свешивается через перила и вяло кричит грузовому агенту:
— Багаж в первом багажнике! И груз!
Успеем ли мы устроить дядю Костю на такси?
Шарит по аэродрому поземка. Мороз перехватывает дыхание. Вокруг самолета хлопочут техники, утюги-заправщики глушат моторы, замирая у крыльев. Обычная суета.
Я не успеваю сделать и шага по земле, как меня окружают краснощекие парни. За их спинами успеваю приметить румяную толстушку, опрятно закутанную в шаль.