Стервятники закрывали небо.
Кровь в венах сгустилась до состояния магмы, когда та, бурля, сползает вниз из жерла вулкана.
Они уже не потели – нечем было потеть.
Лейла закрыла глаза, в который раз вспоминая обветренное лицо мужчины, которого любила больше всего на свете и даже в мыслях оставалась верна ему.
В тот день, когда ее муж покинул лагерь, он доверил ей своих детей. Но получилось так, что она не сумела позаботиться о них должным образом. После многих лет скитаний они оказались здесь, в полушаге от смерти, и ей не приходило в голову, что предпринять.
Ах, Гасель, Гасель, ты бы спас свою семью.
Ее самый нежный, самый храбрый, самый сильный мужчина смог бы защитить ее, как защищал, пока был жив. И ее, и детей.
А сама она, хоть и прислушивалась всегда к своему учителю, оказалась ни на что не способной.
Лейла не плакала – так ее научила мать: настоящая тарги – женщина, жена и мать – никогда не плачет.
Она не взывала о помощи, ведь в ее венах текла кровь многих поколений имохагов.
Она лишь молча проклинала свою собственную бездеятельность.
Вдруг донесся раскат далекого грома.
Она внимательно прислушалась.
Последовал новый раскат.
Лейла выбежала из большого шатра из верблюжьей шерсти и уставилась в небо: ни единого облачка.
– Это гром?
Ее сын, Гасель, подошел к ней, едва заметно мотнул головой и нежно погладил по щеке.
– Нет, не гром, – тихо произнес он. – Это выстрелы, которыми Ахамук извещает о своем появлении. Они вскоре покажутся из-за скал.
И правда, несколько минут спустя показались всадники.
Им на своем пути тоже довелось столкнуться со Смертью, но она решила пощадить их.
Стервятники разлетелись, их тень была заменена тенью Гаселя Сайяха – мужественного имохага.
В полночь его дети возобновили работу.
Только туареги могли быть настолько безумны, чтобы отчаянно попытаться найти воду в столь отдаленном месте пустыни. Но, наверное, именно поэтому туареги, сколько помнили себя, были хозяевами Сахары.
Сантиметр за сантиметром они долбили землю.
Камень за камнем укладывали в стенки.
Метр за метром следовали в направлении, указанном корнями пальмы.
Они были уверены: если эти пальмы все еще стоят, значит, им есть где черпать жизнь.
Где бы ни пряталась вода, они доберутся до нее.
В одну из ночей, когда Ахамук работал на глубине чуть меньше двадцати пяти метров, один из камней, уложенных выше в стенку, сорвался и упал ему на голову. Не успев даже вскрикнуть, юноша потерял сознание.
Из выемки, оставленной камнем, заструился песок. Сначала тоненькими струйками, потом все сильнее и сильнее.
Наверху слуга, поднимавший груженые корзины, не заметил ничего необычного. Он и звука удара не слышал.
Песок продолжал сыпаться, отмеряя оставшееся Ахамуку время жизни.
Вначале ему засыпало ступни, потом колени, и вот уже холодный песок добрался до поясницы.
Смерть тут же встрепенулась, ее явно развлекало случившееся. Уселась на краю колодца и прислушалась к едва слышному шороху песка.
Жизнь Ахамука утекала.
Еще немного, и он был засыпан по грудь.
В этот момент он открыл глаза и слабо вскрикнул.
Слуга тут же посмотрел вниз, однако, кроме темноты, ничего не увидел. Небольшой факел, что был у юноши, давно уже поглотил песок.
Из глубины колодца донесся стон, и слуга, не раздумывая, бросился будить хозяев. Гасель тут же спустился на помощь брату, а песок уже добрался до подбородка.
Подхватив Ахамука под мышки, Гасель дернул, в попытке вытащить брата из ловушки, но ничего у него не вышло, а песок продолжал сыпаться и сыпаться.
Присев у ямы на корточки, Смерть довольно ухмылялась. Пора бы уже показать им свой лик. Но какова кончина! Не каждый день ей удавалось избежать рутины в своей работе.
На дне колодца, в котором не было ни капли воды, почти без воздуха, в темноте, осыпаемый потоками песка, Гасель Сайях ничего не мог сделать для спасения жизни своего младшего брата.
Когда он это понял, обнаружил вдруг, что его и самого изрядно засыпало песком. Не выберется – будет погребен заживо.
Туареги по обычаю дают колодцам имя того, кто первым умер во время их сооружения. Ну а если по какой-то счастливой случайности – ох, и редко это бывало! – работа завершалась благополучно, без жертв, то в благодарность присваивалось имя какого-нибудь святого, похороненного поблизости.
Понятно было, что этот колодец получит имя Ахамука, а святых в этих местах отродясь не хоронили.
Оставшимся братьям понадобилась целая неделя, чтобы заделать брешь, вытащить песок и достать тело погибшего. Без всяких церемоний юношу погребли в тени пальм.