Выбрать главу

В жизни Глеба наступило спокойствие. Относительное, конечно, и очень шаткое. Но он был рад и такой передышке. Семья, снимавшая квартиру брата, съехала, и там немедленно поселилась мать. Она вела себя просто образцово-показательно, стараясь не беспокоить младшего сына по пустякам. Но Глеб предпочитал звонить ей сам. Иногда просто чтобы удостовериться, не сбежала ли родительница обратно в Москву. Но Алина Викторовна стоически выдерживала свою «ссылку», бегала по врачам и юристам, полностью погрузившись в проблемы детей.

После их с Аней поездки к Никольской, рыжий перестал видеть кошмары. Он сам не понял, как это произошло, но теперь парень спал сном младенца. Никаких кровавых простынь и приближающего света фар. Глеб пару раз заезжал к своей бывшей соседке, постоянно переписывался с ней по интернету, но девушка ни разу не упомянула Олега. Тот был похоронен окончательно и безоговорочно, причем для них обоих.

Днем парень работал, а вечера проводил дома. Дашка пыталась вытащить возлюбленного куда-нибудь развеяться, а потом, получив в очередной раз отказ, стала гулять одна. Вернуться Злотова могла и в двенадцать, и в три часа ночи.

Глебу такое поведение Даши не нравилось, но он никогда открыто не возражал. Ревновал ли он ее? Да, ревновал. Беспокоился ли? Естественно. Но еще больше рыжий ценил личную свободу и отлично понимал – нельзя из-за своих прихотей ломать другого человека. Ничего хорошего из этого не выйдет.

К тому же, говоря начистоту, Глебу было приятно его одиночество. Парню всегда нравилось читать, и теперь он глотал одну книгу за другой. В библиотеке Дашки нашлось много любопытных произведений и неизвестных рыжему авторов. Глеб читал все – фантастику, детективы, даже поэзию, пока его девушка проводила время в клубах или бегала с подружками по распродажам. Парень ощущал себя путешественником, вынужденным застрять в аэропорту. Оставалось следить за объявлениями и ждать; внутренне оцепенеть, превратиться в эмоциональный холодильник и покориться неизбежному.

Отлаженное расписание Глеба испортили праздники. Рабочая суббота, а за ней три выходных дня. День независимости. От чего только, непонятно. В воскресенье к Глебу с Дашей наведался Темка, в понедельник забежала Алина Викторовна.

- Ты в курсе, что у Гриши есть завещание? – огорошила она сына.

- Какое еще завещание? Я ничего об этом не знал.

- Вот и я тоже.

- Нет. То есть… - Глеб замялся. – Примерно через месяц после выписки Гриша начал вести разговоры типа: «Я скоро умру, надо уладить все дела». Но, мам, ты же понимаешь… я пытался прекратить подобные размышления, настроить его на позитивный лад. И когда он только успел?

 

- Его поверенный сказал мне, что Гриша приходил к нему с какой-то дамой. Высокая блондинка, кажется, София, - поделилась мать.

- Сонька?! Надо же… все провернули у меня под носом.

- Не расстраивайся. – Женщина осторожно положила ладонь на плечо сына. – Ты все сделал для Гриши. Все, что было в твоих силах.

- Я знаю. Просто у меня из головы не выходит, почему он так сделал? Врачи давали отличный прогноз, Гришке становилось все лучше и лучше… - Глеб замолчал, но и так было понятно, что он имел в виду.

- Не все такие бойцы, как ты, милый. Гриша очень похож на своего отца.

- О чем ты?

Дядя Толя - как про себя называл отца Гришки рыжий – был для него фигурой почти мистической. Брат папу помнил плохо, но всегда отзывался о нем с теплотой. А вот мать не любила распространяться о своем первом и единственном официальном браке. Глеб знал только одно – дядя Толя умер много лет назад, а иначе они бы с матерью прожили долгую и счастливую жизнь. Парень видел мужчину на фотографии. И, правда, Гриша был весь в него. Но речь шла не о внешней схожести отца и сына, так ведь?

- Когда Толя только узнал о болезни, он впал в жуткую депрессию. Мне приходилось таскать его на обследования, буквально впихивать таблетки… Потом он, вроде, оживился. Повторял за мной: «Да, мы справимся. Да, все обойдется», но по-настоящему в это никогда не верил. Мы начали ссориться. Никогда раньше так не было. Мне приходилось работать, тянуть на себе весь дом, маленького ребенка… Но хуже всего был взгляд Толи, его потухшие глаза. Он выдерживал все процедуры, не жаловался, но я чувствовала, что все делается ради моего успокоения, не более.