- Я тоже. И геркулесовые котлеты.
- А это что еще за извращение? Тоже ты придумала?
- Нет. Моя мама их иногда делает. Кстати, ничего сложного. Может, когда-нибудь я тебя ими угощу, - размышляя о том, что это «когда-нибудь» вряд ли наступит, охотно разъяснила Аня.
Она была точно уверена, они в последний раз вот так сидят вдвоем. Через пару дней им придется вернуться в Воронеж, ей – к родителям, а Глебу в другую часть города, к Даше. И оборвутся последние связывающие их ниточки, останутся только редкие сообщения в сети.
Потому что за такое прекрасное утро, как это, приходится расплачиваться месяцами одиночества. Так уж всегда складывалось в Аниной жизни. Их совместное приключение подходило к концу, и уж точно псевдоовсяные печенья не удержат Глеба. Нет-нет, девушка не собиралась плакаться. Это было бы, по крайней мере, некрасиво. Надо благодарить судьбу, что она подарила ей такого замечательного соседа, как рыжий. Дала возможность вблизи рассматривать его спящим, варить для Глеба кофе и держать за руку…
Судьба была щедра на подобные подачки. Словно богатая помещица, давала попользоваться своей землей, а потом закрывала почти весь полученный урожай в своих закромах.
Что останется у Ани от Глеба? Его шутки, тепло пальцев и наушники с зайчиками. А она? Что сама девушка оставила ему? А то, что все люди оставляют частичку себя другим, свой отпечаток, след, Аня не сомневалась. Практически как в песне «ДДТ». Только вот петь совершенно не хочется.
Девушка схватила одно печенье и задумчиво надкусила. Когда-то давно оно казалось ей необыкновенным лакомством. Особенно после четырех уроков. Темная кухонька с одним единственным окошком, за которым метет снег. Последний снегопад перед новым годом. И это тоже осталось от Никольского.
«Зачем я их приготовила? – со злостью подумала Аня. – Такая же глупость, нелепость, как и все, что мне дорого… Этому печенью не место здесь».
- Эй, ты чего? – ошарашено вскрикнул Глеб, когда прямо у него из-под носа выхватили миску. В следующий момент оставшиеся «какашки» полетели в мусорное ведро. – Не стоило, они правда неплохие…
- Не старайся меня успокоить. Я хоть и больна, но не безумна, - не поворачиваясь к рыжему, твердо сказала Аня. – Ресторан закрыт, больше посетителей не принимает, – и вышла из кухни.
Глеб сидел на ступеньках, поглаживая Айзу. Собака везде следовала за обожаемым хозяином, словно живое воплощение слова «верность». Может, она понимала, как ему плохо. А, может, ждала, когда тот даст ей сахарную косточку или вот как сейчас почешет за ухом. Положив свою светло-коричневую голову на колени Глеба, Айза иногда поднимала на него умные глаза и поскуливала. Не жалобно, а скорее сочувственно.
Аня держалась от собаки подальше. Боялась она Айзу или просто не любила весь собачий род – сложно сказать. Девушка по-прежнему ставила Глеба своими действиями и словами в тупик.
Вот взять хотя бы сегодняшнее утро. Что на нее нашло? Выкинула в мусор печенье, столько продуктов перепортила. Хотя дело не только и не сколько в муке с яйцами.
Глеб застал Аню на кухне в самом замечательном настроении. Полуулыбка на лице, она даже двигаться стала иначе – легче, быстрее, изящнее. Несколько минут парень просто стоял за дверью, наблюдая, как она смешивает тесто в большой миске, потом ложечкой выкладывает его на раскаленную сковороду. По дому поплыл аромат какао и разогретого масла. Но рыжий все не решался зайти внутрь, боялся разрушить какое-то особое волшебство раннего утра и уединения от всего мира. И лишь когда Аня покончила с готовкой, он шагнул внутрь. Уж очень соблазнительна была идея застать подругу врасплох. Зачем? Глеб и сам не мог этого понять. Проследить за ее реакцией на его появление, чистое, незамутненное внутренними приготовлениями и отрепетированными репликами. За считанные сотые секунды испуг в глазах Ани сменился облегчением, а потом Глеб все испортил своей грубостью.
Разговор не клеился, оба определенно испытывали смущение. Печенье и правда было далеко от вершин кулинарного искусства. Но Глеб не соврал: с кофе оно пошло на ура. Даже подозрительно, что кофе Аня готовила просто отличный. Рыжий настроился попросить вторую порцию, но тут Смирнову словно подменили. Она совершенно ушла в себя, рассеянно покусывая выпечку, а потом, без объяснения причины, вышвырнула остатки лакомства в ведро. Глеб понял: это его ошибка, не стоило придираться к девчонке. Та старалась, возилась с плитой почти час, а он повел себя как настоящий придурок. Что ему стоило быть чуточку милее и вежливее с ней?