- Конечно, он согласен! - Темка попытался заговорщически подмигнуть, но вместо подмигивания вышло моргание.
Глебу ничего не оставалось, как пожать плечами. В общем-то, ему было все равно. Парень в любом случае оставался в выигрыше, да и Дарья, судя по ее улыбке, в накладе не осталась.
- Так-так, и кто следующий?
- Давайте я! – предложила Катя.
- А кто будет угадывать?
- Ань, не хочешь поучаствовать? Все-таки сегодня – твой день! – окликнул девушку Димка. Та едва заметно поморщилась. Видимо, она уже жалела, что с утра не забаррикадировалась в своей квартире.
- Попробую.
- Когда-то давно… - начала ее подруга.
- До нашей эры, - тихонько заржал Лерик, но на него тут же зашикали.
- …был один человек. Он появился в моей жизни совершенно незаметно. Без фанфар, ярких фейерверков… даже без привычного представления и рукопожатия. Просто однажды он выделился из толпы и заполнил собой все пространство, все мысли, все желания…
- Кать? – Аня покачала головой: «Нет, не надо, не начинай».
- И однажды я не выдержала и решила написать ему записку с признанием. Это было чистой воды безумие. Во всяком случае, на тот момент. Я была готова ко всему. К отказу, к высмеиванию, к разочарованию. Но все-таки решила отправить послание. И буквально через сорок минут получила ответ.
- Кать, это ведь ложь, так? – не слишком уверено пробормотала Анна. – Мы тогда три дня корпели над текстом, но записку так и не отправили. Или…
- Погоди, я сейчас! – Катя вскочила с места и, опрокинув стул, кинулась к серванту. Некоторое время ей понадобилось, чтобы вынуть небольшую шкатулку и извлечь из нее потрепанный листок в клетку. – На. Прости, что не сказала тебе.
- Когда? – Аня взяла записку, но медлила ее прочесть.
Между ними двумя творилось что-то настолько личное, что даже Конич поостерегся открывать рот. Девушки, еще минуту назад выглядевшие захмелевшими, стали совершенно трезвы. Глеб буквально ощущал, как между ними пробегают невысказанные мысли, как электроны между двумя полюсами. Вот оно! Тот самый краешек черной дыры, затмение, поглощающее солнце.
«Значит, дело в каком-то парне. Любовь-морковь, как прозаично-то».
Глебу даже обидно стало. Словно он мечтал найти колодец, вода которого могла утолить его жажду, а нашел лишь песок на дне. Он-то надеялся на какую-то катастрофу. На смерть, на преступление, на настоящие душевные муки: «Боже, о чем я? – едва не стукнул себя парень. – Это же хорошо. Это замечательно! Почему я решил, что раз сам страдаю, то и Аня должна? И все же непонятно. Если она так спокойно относится к своему недугу, то почему так болезненно реагирует на кукую-то записку? Да уж, дело явно не в бобине…»
- Почти перед Его уходом. Где-то пятнадцатого-шестнадцатого числа, - продолжала Катя. – Я знаю, что поступила по-свински. Я должна была тебе обо всем сказать. Но мне хотелось иметь хоть что-то свое. Некое преимущество. Не знаю… Мне очень стыдно, Ань…
Катя опустилась рядом с креслом подруги. Она не ревела, но крупные слезы одна за другой спускались по щекам. Аня решительным жестом отодвинула ее:
- Пойдем, ты должна все мне рассказать.
Глеб ни разу не видел свою соседку такой. Что-то изменилось в ней, навсегда треснуло, сломалось. Брови девушки почти сошлись в одну линию, а челюсти сжались так, что рыжий испугался, как бы зубы у Ани не раскрошились. Всегда идущая впереди Катя сжалась, поникла и покорно поплелась вслед за именинницей вон из зала. Наступила гнетущая тишина, нарушаемая лишь жужжанием первой весенней мухи.
Девушки вернулись спустя пятнадцать минут. Глеб засек, сам не зная, зачем. Все это время гости продолжали хранить молчание, и только Сашка мучил гитару. Рыжий так и не понял, откуда тот достал инструмент. Нежный перелив струн почему-то ужасно бесил Глеба. Он мешал думать, мешал представлять, что же творится в другой комнате. Парень впервые ощутил неудержимое любопытство. Обычно он оставался безучастным к чужим судьбам, воротил нос от сплетен и разговоров на тему «кто с кем и в какой позе». Наверное, все дело было в выпивке, но рыжего неумолимо тянуло приложить ухо к стене и подслушать разговор девушек.
- Все выяснили? – сухо поинтересовался Димка. Весь его вид говорил: «Женские разборки. Ничего особенного. Я каждый день с ними сталкиваюсь».