Когда вошла Мен Хи, Тхя не обратил на нее внимания: настолько был увлечен своей охотой. Мен Хи не сразу поняла, в чем дело, и испуганно смотрела на Тхя, застывшего в воинственной позе. Потом ей стало смешно, и она с трудом сдержалась, чтобы не засмеяться. Какие странные бывают люди! Взрослый человек — и так ведет себя!
Тхя бил мух до тех пор, пока в изнеможении не опустился на пол. Казалось, только сейчас заметил Мен Хи.
— Почему же ты не моешь мне ноги? — капризно спросил Тхя.
Он сам засучил штаны, поставил ноги в таз и потянулся за чесалкой.
Пока Мен Хи мыла ему ноги, Тхя чесал спину и зевал. Каждый зевок был таким долгим, что он успевал, не закрывая рта, трижды вдохнуть и выдохнуть воздух.
Потом она вытерла ему ноги чистой тряпкой и, взяв таз, собралась уйти. Но тут Тхя посетила новая мысль: почему он должен сам работать чесалкой? Пусть это делает женщина…
Мен Хи терпеливо чесала ему спину, а он зевал. И вдруг ей захотелось ударить чесалкой по этой запрокинутой в истоме голове. Ведь так просто. Изо всех сил ударить деревянной рукой по лысеющей макушке — и сразу все кончится.
Но тут пришла Пок Суль и велела Мен Хи отправиться ко второй жене Ли Ду Хана и помочь ей по хозяйству, потому что Ли собирается сегодня там ужинать и ночевать.
Мен Хи долго провозилась с уборкой, но не смогла угодить молодой жене Ли, и та прогнала ее. Как только девочка снова появилась во дворе, на нее набросилась Пок Суль.
За это время, кричала она, можно было управиться с хозяйством всех трех жен ее мужа!
Как же попала в богатый дом маленькая Мен Хи, дочь разорившегося крестьянина? Что надо от нее помещику Ли Ду Хану?
Тайна дракона
Ли Ду Хан мечтал о золоте. Разве это богатство — пятьдесят тенбо [1] земли! Даже те японские помещики, что живут в деревнях, имеют по триста тенбо.
А Ли Ду Хан должен жить не хуже, чем японский помещик Кураме из соседнего уезда. Тому удалось скупить самые лучшие земли, лесные угодья и пастбища. Пятьдесят тенбо он засевает маком и получает от опиума огромные барыши. Кураме построил себе большую плотину и орошает посевы. Химические удобрения возит со станции на собственной машине. А что Ли Ду Хан? Разве у него настоящее хозяйство? Но он добьется своего, и у него будет золота не меньше, чем у японца.
Ли так привык мечтать о золоте, что эти мечты стали у него как бы родом занятий. Он не любил думать о богатстве между прочим, мимоходом. Если подобные мысли посещали его во время разговора с управляющим или среди хлопот по имению, Ли старался отбросить их, предвкушая удовольствие вволю помечтать, когда кончит дело. Зато после обеда он шел на парадный двор, весь заросший вьющимися растениями, ложился на циновку под деревом-беседкой и начинал мечтать.
Он обязательно найдет золото, и не просто какой-нибудь самородок, а целую скалу, золотую гору. Или вдруг перед его глазами открывалась огромная, до самого горизонта, огненная от мелких красненьких лепестков поляна. Это дикорастущий женьшень. Сколько здесь может быть корней? Надо, чтобы не меньше тысячи и в каждом корне сто граммов. За грамм женьшеня платят десять граммов золота.
А что лучше: поляна женьшеня или золотая скала? А почему что-нибудь одно? Пусть в конце поляны женьшеня стоит гора из золота. Или нет, пусть вся поляна будет окружена золотыми горами.
Ли сжился со своими мечтами, и его все больше начинало раздражать отсутствие этого сказочного богатства. И когда узнал, что его хочет повидать тоин [2], он заволновался.
Обычно тоин предсказывал, хороший будет урожай или плохой, ждать дождей или засухи, в общем, говорил о делах, интересующих сельских жителей, и платили ему тем больше, чем больше радостей он обещал.
Часто его благие прорицания не сбывались, и тогда он говорил, будто люди разгневали богов. Когда не оправдывались его дурные предсказания, он объяснял, что много добрых дел совершили крестьяне и боги смилостивились. Но если ему случалось угадать, каким будет лето, вера в тоина укреплялась надолго.
В ту весну он угадал: хлынут ливни. Ли Ду Хан заблаговременно оградил свои посевы от горных потоков и хорошо оплатил труды тоина. Но тот решил, пока слава ему не изменила, урвать еще кое-что.
И случай вскоре представился.
Помещик Ли Ду Хан застал тоина в глубокой задумчивости. Старец сидел на плоской подушке, поджав под себя ноги, и широкие рукава черного шелкового халата совсем закрывали его руки. На голове поверх длинных седых волос возвышалась прозрачная сетчатая шапочка из черного конского волоса, очень похожая на перевернутый чугунок. Перед ним на циновках лежали три раскрытые книги. Их страницы, истертые и пожелтевшие от времени, были густо усеяны рисунками и мельчайшими иероглифами, написанными тушью. С обеих сторон громоздились стопы таких же тяжелых книг. В высоком бамбуковом подсвечнике, который стоял тут же на полу, тускло горела тонкая свеча.