Сен Дин прижал деньги к груди и, не стесняясь хозяина, засмеялся от счастья.
Было поздно. Баня закрылась, там шла уборка. Но все же истопник предложил помыться. Пока они раздевались, Сен Дин соображал, сколько надо отдать приятелю. После долгих раздумий он протянул ему одну вону. Истопник сказал, что это маловато, потому что он не только помогал колоть дрова, но и кормил Сен Дина, а главное, устроил ему такую выгодную работу и, может быть, скоро еще устроит.
Сен Дин задумался.
Но истопник оказался хорошим малым.
— Если тебе жалко денег, я согласен на одну вону, — сказал он. — Только после бани мы поедим за твой счет.
Сен Дин обрадовался, потому что он и без того хотел повести истопника в харчевню. Правда, придется истратить кое-что, но ссориться с истопником нельзя, ведь он и в другой раз сможет устроить ему работу.
Они мылись, и Сен Дин думал, как распределить деньги. Прежде всего одну вону, целых сто чжен, надо завтра же отнести за чайник и чашку. При этой мысли он вспомнил о человеке, который его побил, о деньгах, отнятых полицейским, о разбитой чашке, о прохудившемся чайнике и тяжело вздохнул.
Но уж сегодня-то он может позволить себе хорошо поужинать, а заодно показать приятелю, какой он щедрый! На это уйдет еще одна вона. Из оставшихся двух вор одну он оставит на жизнь, а другую зашьет в кушак и не притронется к ней, даже если придется умирать с голоду. Это будут деньги для отца, для Пака-неудачника.
Быстро вымывшись, они пошли в харчевню, в ту самую харчевню, где Сен Дин уже бывал. Здесь стоял шум и было много людей, но толстый хозяин сразу подбежал к ним и показал, где сесть. Эти хозяева всегда чувствуют, с деньгами пришел человек или нет. А потому и соседи отнеслись к ним с уважением и стали смотреть, что они будут заказывать.
Истопник улыбался, глядя на приятеля, и хозяин, смекнув, кто будет расплачиваться, склонился над Сен Дином, ожидая заказа.
Сен Дин почувствовал, что он и в самом деле человек с деньгами, и если уж решено истратить целую вону, пусть им принесут хороший ужин.
Он сказал:
— Дайте нам куксу.
— Два раза по две полпорции куксу, — быстро проговорил хозяин и загнул палец. — Дальше.
— Две порции рисового паба.
— Две порции тугого рисового паба, — так же быстро повторил толстяк, загибая второй палец. — Еще.
— Хватит! — поспешно произнес Сен Дин, испугавшийся больших расходов. — Еще только кимчи.
— Две порции круто наперченной кимчи бесплатно, — загнул хозяин третий палец.
— Да, да, хватит, — вмешался истопник.
— А пить что будете? Соджу, сури, саке?
Сен Дину даже мысль такая не приходила в голову. Он взглянул на истопника, но тот отвел глаза. Сен Дин решил твердо сказать, что он непьющий, но взгляд его упал на столик соседей, которые заинтересованно смотрели в их сторону. Он увидел перед ними небольшие фигурные сосуды, размером в половину его теперь уже разбитой чашки, и заколебался. Ведь он никогда не пил. Что, если попробовать?
— А что дешевле? — спросил вдруг Сен Дин.
— Соджу. И крепче и дешевле.
— Тогда соджу, — проговорил Сен Дин с достоинством, отгоняя пугавшие его мысли.
— Два кувшинчика крепкого соджу. — И хозяин загнул четвертый палец.
— Нет, один! — быстро поправил его Сен Дин.
— Да, да, хватит одного, — подтвердил истопник.
Толстяк убежал, и Сен Дина охватила тревога. Сколько же все это будет стоить?
И вдруг ему в голову пришла мысль: а почему он должен нести торговцу деньги? Чашка разбилась, едва коснувшись мягкого асфальта, да и чайник весь расползся по швам.
Если бы он и дальше мог пользоваться этой рухлядью, стоило бы заплатить. Но ведь старик всучил ему хлам и такие большие деньги потребовал. Пятьдесят чжен куда ни шло, да и то много! Десять чжен, больше это не стоит. А вообще даже такую сумму незачем отдавать: все равно этот хлам никто не купил бы, и старику пришлось бы только таскать его каждый день взад и вперед.
От этих мыслей стало весело, он улыбнулся и, усаживаясь поудобней, обратился к истопнику:
— Ну как, хороший ужин я заказал?
— Очень хороший, очень хороший, — заулыбался тот. — Жаль только денег.
— А сколько это будет стоить, как ты думаешь?
— Дорого, не меньше двух вон.
— О, это ничего, это можно.
Как раз израсходуется лишняя вона, которую он зря хотел отнести старику.
Вскоре им подали маленький кувшинчик с узеньким и длинным, как шея цыпленка, горлышком и чашечки объемом в два-три наперстка.