И зачем только послал он тогда сына в Пхеньян? Эти две вязанки сена можно было и не продавать: ведь самим топить было нечем, а на вырученные деньги все равно ничего не удалось купить — так мало их было. Но кто же мог знать, что в городе Сен Чель встретит людей, которые бросили работу на фабрике и заразили его такими страшными мыслями? С тех пор он только и делал, что бегал в город и каждый раз приносил всякие новости. То вдруг взбаламутил деревню вестью, что русские разбили японские войска на Хасане, то рассказал, будто китайцы поднимаются против самураев, то принес весть, что в городе подожгли полицейский участок. Он совсем позабыл о земле.
А однажды Сен Чель вернулся из города, когда вся деревня уже спала. Он разбудил отца и сказал, что уходит в Пхеньян, и уходит совсем, потому что там можно получить работу. Нет, он не спрашивал разрешения, а просто заявил об этом так, будто он старший в доме.
Пак тогда прикрикнул на сына, чтобы тот немедленно ложился спать и никогда больше таких слов не говорил. Но его сын вдруг выпрямился и, не страшась отца, сказал, что не может послушаться. И по всему было видно, что он сделает, как сказал.
Такого позора Пак еще никогда не испытывал. Но он смирился. Ведь у него и без того полон дом горя. Если избить Сен Челя за непослушание, горя только прибавится.
Пак стоял, не зная, что делать, а сын сунул за пазуху початок вареной кукурузы и ушел.
Так поступил его старший сын, на которого он возлагал много надежд. Он ушел и бросил отца, научившего возделывать землю, и бросил землю, вскормившую его.
Но когда старший сын ушел, Пак не разрешил себе предаваться горю, а работал столько, чтобы земля не узнала о его стыде и позоре. И мать его детей работала вместе с ним, и его младший сын, Сен Дин, и даже маленькая Мен Хи не позволяла себе бегать по дворам, когда отец работал.
Тенбо земли, которое в прошлом году арендовал у помещика Ли Ду Хана, надо было хорошо возделать, чтобы земля дала щедрый урожай. Он так думал, и его сердце наполнялось надеждой, и он уже не мог спокойно спать по ночам.
В середине третьей луны, когда снег еще не везде растаял и, потемневший, лежал в ложбинах, Пак вскопал небольшой участок земли под рисовую рассаду и разбросал сверху самый жирный навоз из кучи, что семья собрала на дорогах за осень и зиму. А пока он работал, дети горсть за горстью насыпали в тыквенные ковши с подсоленной водой драгоценные рисовые зерна, а мать выбирала из них для сева самые тяжелые — те, которые оседали на дне.
Когда рассада принялась и уже показались зеленые побеги, Пак полил их раствором из помета шелковичных червей, заработанного за зиму его детьми у помещика Ли Ду Хана. И каждое утро они всей семьей носили воду из канавы и поливали ростки, и над пашней тихо звучала печальная песня:
Потом он сходил к Ли Ду Хану, и тот дал ему на несколько дней буйвола, правда, тощего и хромого, но ведь Пак был не так богат, чтобы оплатить хорошую скотину. Он изо всех сил помогал буйволу, а за сохой шла мать его детей.
Вспаханное поле он тоже покрыл ровным слоем удобрений и перекопал его лопатой, чтобы не пахать еще раз и не платить за буйвола лишнего. Перекопанное поле взрыхлил мотыгой, и земля стала мягкой, как пареный рис. Потом оградил свой участок маленьким земляным валом и с помощью черпака заливал его водой из канавы и радовался, что вода быстро исчезала: значит, земля пила ее вволю.
Он много дней так работал, пока вода не покрыла все поле и оно стало похоже на большое зеркало. Тогда выкопал подросшую рассаду, и вся семья, закатав штаны выше колен, полезла в жидкую грязь. Он сам разбросал пучки рассады по всему полю и первый ряд тоже посадил сам, чтобы остальные ряды были такими же прямыми и один росток отстоял от другого ровно на чхи [5] и чтобы жена и дети еще раз посмотрели, как осторожно надо брать нежный стебель из пучка, и насколько глубоко следует погружать его в жидкую землю, и как прижимать его, чтобы он не падал.
И опять вся семья дружно работала, и в словах песни звучала надежда: