В то время суток, когда Люций явился в ателье, Приск принимал посетителей. И хотя Люций знал распорядок дня портного и знал, чего от него следует ждать, он в очередной раз прозевал явления Приска, а Приск не пожелал пощадить сердце и нервы короля, в мягкой форме возвестив о себе.
- Ваше величество? Ну наконец-то... Должен вам признаться, моя мерная лента уж вся свернулась, ожидая вас, - прошептал королю на ухо Приск, безо всяких прелюдий и приветствий. Перепуганный Люций, резко обернувшись, потерял равновесие и едва не упал. Он почему-то вдруг оказался посредине комнаты, хотя совсем не помнил свой путь сюда. И даже более того, совершенно точно помнил, что никуда от двери не отходил. Подобные фортели иногда выкидывали в ателье Приска пространство и время. Не известно только был ли в них замешан сам портной, или же это место так играло с посетителями?
Никто и никогда не видел лица Приска, а если учесть, что в ателье не было ни одного зеркала, можно предположить, что и Приск уже очень и очень долго не видел своего лица. Но и без лица, то немногое, что удавалось рассмотреть посетителям становилось потом предметами пылких споров, не в связи с чем-то аномальным во внешности кутюрье, хоть и без этого не обошлось, но в первую очередь, по причине того, что описания отдельных черт его сложения разнились от случая к случаю. Для одних Приск был высоким и худым мужчиной, с разной степенью выраженности высоты и худобы, для других, напротив, - низким, но широким толстяком. Голос его, как и комплекция, постоянно менялся. В рассказах клиентов он то пел высоким, почти что фальцетом, то громыхал во всю бездну низами. Вместе с голосом у портного нередко менялась и манера речи, а также наиболее часто употребляемые Приском слова и выражения. Порой в словесности своей, а особенно, когда что-то не ладилось в рабочем процессе, он допускал отборнейшую ругань и, надо сказать, даже у такого, казалось бы, видного мастера как Приск в работе издержки случались. Впрочем, случались они крайне редко и чаще всего виноваты в тех издержках были именно клиенты, имевшие обыкновение утаивать от портного свои правдивые размеры, делая заказы через посредников. В большинстве же случаев говорил Приск нежно, тщательно подбирал выражения, и в речи своей не был лишен изящества, присущего поэтам или другим художникам.
Какое-то время в ходу была теория, согласно которой Приск, - и не один человек вовсе, но целый синдикат портных, работающий от его имени. И по сей день находятся люди, склонные думать так, - это в основном представители знати, из того ее сорта, что, устав от легкой жизни, ищет отдушину и развлечение в наиболее смелых, а подчас и далеких от здравого смысла предположениях, безумных теориях и разного рода дерзких авантюрах. Таких фантазеров-затейников не любит никто, кроме них самих (а часто и они себя не любят) и еще, быть может, второсортных газетных изданий желтой прессы.
(Одной из негативных сторон технического прогресса, к которой часто прибегали его критики не только в Фэйр, но и во всем цивилизованном мире, было изобретение в недавнем времени паровых верстатов, которые существенно удешевили полиграфию и сделали печатное дело более массовым и прибыльным. Критики эти, непосредственно связывая изобретение паровой полиграфии с всевозрастающим количеством газет желтой прессы, не любили замечать высокой рыночной цены и стоимости обслуживания таких машин, равно как и высоких требований к квалификации обслуживающего их персонала и денег, затрачиваемых на его обучение. Не любили они также обращать внимание и на количество печатных изданий "желтых газетенок" и тиражи, в которых они выходили. Желтая же пресса к моменту нашего повествования в большинстве стран мира (и Фэйр в этом случае не исключение) оставалась преимущественно рукописной, всячески цензурилась и публично порицалась такими вот критиками. Свои основные хлеба издатели подобных газет выращивали на грязи, обильно изливавшейся на улицы по утрам (и не только) из окон домов благородных господ вместе с содержимым их ночных горшков.)
Занятая делами, или по-другому - деятельная знать смотрела на выходки чудаковатых братьев и сестер сквозь пальцы, как на слабоумных родственников, до поры до времени прощая им их блажь. Прощая, впрочем, ровно до тех пор, пока они своими поступками не задевали как-либо интересы этой самой деятельной знати, а когда это случалось, деятельная знать предпринимала все возможное для устранения проблемы. Последнее обычно подразумевало под собой самоустранение деятельной знати от порочащего ее происшествия, а также всяческое порицание оного и тех, кто в этом происшествии замешан. Несмотря на распространенность среди знатных фантазеров теории о "многоликости" Приска, никто из высокородных чудаков так и не решился ничего предпринять для ее подтверждения, или опровержения.
В сферу интересов Люция никогда не входили размышления о личности портного и о его туманном прошлом. Король вообще старался не думать по возможности о признанных мастерах своего дела, каковым Приск был, а Люций нет. Вот и теперь, стоя на специальном примерочном подиуме, он в нетерпении ожидал, когда портной закончит снимать мерки, освободив короля от столь обременительного для него бездействия. Приск предварительно нарядил его в новый костюм и только потом Люций встал на возвышенность. Он по-прежнему ничего не видел и только ощущал легкие, но настойчивые прикосновения портного в разных частях тела и слышал тихий шелест мерной ленты. Люций всегда находил в процессе примерки обновок у Приска этакое неопределенное и оттого еще более приятное ему томление. Загадку, которых так не хватало Люцию как венценосной особе в его повседневности, - красивой, но расписанной на много лет вперед. В ателье ты никак не мог увидеть себя в новом наряде, следственно, и оценить работу портного получалось только на выходе из ателье, в пресветлом коридоре, что находился за дверью. Короля больше всего забавило то, что человек, находясь внутри чертогов Приска, должен был всецело положиться на добросовестность и мастерство портного, тогда как большинство из тех, кто делал заказы у Приска, сперва узнавали о нем из уст друзей и деловых партнеров. Вследствие чего, большинство из благородных, решившихся прийти в ателье, в свой самый первый приход сюда зачастую дрожали. Во все последующие разы эта дрожь у них постепенно сходила на нет, да и, в конце концов, все знали, что исчезают в ателье бесследно только если простолюдины, однако первый раз, как известно, во многих делах самый трудный. Он же нередко и самый приятный, чего, впрочем, никак нельзя сказать о первом посещении ателье Приска.
- Невозможно не отметить, ваше величество, что вы премного пополнели и вытянулись с момента вашего последнего визита ко мне... - во время работы Приск иногда как бы между тем отпускал фразы вроде этой. Так делают и брадобреи, и представители самых разных профессий, так или иначе связанных с обслуживанием людей. Но только в случае брадобреев между ними и клиентами беседы происходят в основном с целью скоротать время: о погоде или политике, к примеру, на общие темы, к которым нет безразличных людей. Многие клиенты только для того и ходят в цирюльни, чтоб поболтать, а язык у брадобрея, если, конечно, он намерен достичь успеха в выбранной им сфере услуг, должен быть острее лезвия бритвы. Старина же Приск, отпуская комментарии в рабочем процессе, никогда не ставил себе за цель именно завязать разговор, понравиться, или тем более обидеть клиента. Он только подмечал технические нюансы, что, впрочем, очень часто представлялось клиентам достаточно веским поводом, дабы сменить портного. Для него это, однако, почти ничего значило: с клиентами, или без - Приск оставался при дворе.