-- Когда я так поседеть успел? -- спросил он.
-- Когда я пришла к тебе в сарай, твои волосы уже были в серебре, -- грустно сказал Морская Волна.
-- Ничего, это даже удачно, -- сказал Инти, силясь улыбнуться -- тем труднее меня будет найти и опознать. А в городе можно будет купить покраску для волос, так как седина в Тавантисуйю слишком в глаза бросается.
К вероломным священникам Инти был всегда беспощаден. Это ведь даже ужаснее и мерзче, чем убийца-лекарь. Лекарю доверяют тело, а священнику -- душу. Консуэла сразу поверила, что отец Педро оказался двуличным предателем, однако девочка сомневалась в том, что можно убить служителя божьего.
-- Он говорил, что любого нечестивца, который поднимет руку на священника, поразит молния, -- сказала девочка.
-- Врёт он всё. Сейчас увидишь, что это не так.
Отец Педро встретил их в ночном халате и колпаке. Кажется, он ждал кого-то но явно не их, потому что открывал он дверь с блаженной улыбкой, но увидев грозное лицо Инти, он изменился в лице и даже уронил светильник. Дрожащим голосом он спросил:
-- Что привело тебя сюда, язычник? Тебе же не нужна исповедь среди ночи.
Инти в ответ съязвил:
-- Нужна. Только твоя исповедь. Отвечай, добровольно или силой Эстебан Лианас добился от тебя рассказа о письме Изабеллы?
-- Я всё расскажу, всё... -- дрожащим голосом ответил священник, -- только не убивайте меня! Да, я виноват, я не просто так сменил приход, я соблазнил несколько девочек, которых вызвался обучать грамоте... Тут я думал начать новую жизнь и завязать с пороком, но Эстебан Лианас откуда-то узнал про мою постыдную тайну и сказал, что будет молчать о ней, если только я помогу ему в одном дельце. Я согласился. Я должен был войти в доверие к Изабелле и посоветовать ей написать письмо родным, а самому его отправить. Естественно, содержание письма узнал Эстебан Лианас.
-- Зачем ему это было нужно?
-- Он хотел использовать Изабеллу как приманку, чтобы выманить сюда своего врага... Не знаю, почему он был уверен, что именно он приедет за ней, я не вникал. Моё дело было отследить момент, когда здесь появятся тавайтисуйцы-язычники, и донести... Я это сделал, а потом он приказал мне ударить тебя по голове, когда он будет отвлекать тебя разговорами.
Инти ответил:
-- Значит, как только ты понял кто я, ты уже знал, что обречёшь меня на смерть? А поначалу ты мне показался человеком...
-- Не смей судить меня, язычник! Ты и так и так погибнешь, ибо твоя душа лишена Света Христова. А Изабелла хотела убежать в языческую страну, где бы она погубила бы свою душу и душу дочери. Пусть здесь Консуэла станет хоть проституткой -- но ведь и блудницы, и мытари наследуют Царствие Небесное! А язычники, и тем более те, кто сбежал из христианских стран -- никогда!
-- Видите, какова его подлость! -- сказал Инти, обращаясь к стоявшим сзади жене и дочери, -- ну что, заслуживает мерзавец смерти?
-- Разумеется, -- холодно сказала Изабелла, -- Я многое могу понять и простить, но растление ни в чём не повинных девочек... Неужели, Консуэла, он мог и тебя...
-- Я бы ему не далась, -- угрюмо ответила Консуэла, -- он не Лианас, от него вывернуться можно.
-- Нет-нет, я бы не стал делать этого... -- пролепетал священник.
-- Может и не стал бы, -- угрюмо заметил Инти, -- потому что знал, что Лианас эту девочку для себя припас. Таковы вы, служители христовы -- бога своего не боитесь, а сильных мира сего -- очень даже.
-- Да хватит тут вам рассусоливать, -- подал голос из темноты Ворон, -- прибить гада и все дела.
-- На сей раз ты прав, -- мрачно сказал Инти.
Священник ещё лопотал что-то, но от страха его голос стал неразборчивым, а потом он замолк навеки...
-- Пошли, -- сказал Инти, когда с этим неприятным делом было покончено.
Вышли под вечер. Инти решил не брать с собой лошадей -- может, у крестьянина были и личные мотивы, и лошадей из конюшни хотели присвоить местные, но его предупреждение со счетов не сбросишь и в легенду, придуманную Инти, лошади тоже никак не вписывались.
К ночи вышли на дорогу. По счастью, было ещё не так темно, чтобы можно было найти верное направление, так что заблудиться они не боялись. Но вскоре наступила глухая ночь и к тому же вскоре стал накрапывать дождь. Идти под ним было не особенно приятно, особенно по размокшей просёлочной дороге, ведущей к городу, но зато дождь смыл все следы, и найти их уже вряд ли кто мог.
Инти шёл рядом с женой, поддерживая её под руку. Поскольку дождь заглушал все слова на расстоянии вытянутой руки, можно было шептаться, не сильно опасаясь быть услышанными спереди или сзади. Морская Волна шептала:
-- Сколько лет я мечтала об этом... Видеть тебя, быть с тобой рядом, прикасаться к тебе... Только мне немного страшно, что будет с нами дальше.
-- Да всё страшное уже позади. Дойдём до города, там найдём гостиницу, поедим, помоемся и отоспимся. О том, что мы натворили, никто не узнает, не бойся.
-- Я не об этом. Но что со мной будет, когда мы вернёмся в Тавантисуйю?
-- Как что? Тебе восстановят имя, и ты вступишь в мой дом как моя законная жена. С именем тебя все права вернутся. Или ты боишься, что скажет общество?
-- Да, что, прежде всего, скажут твои жёны? Потерпят ли они меня среди них?
-- Никаких жён, кроме тебя у меня нет. А если бы и были, всё равно приоритет за тобой, ты же первая и старшая.
-- Как это нет? Куда же они делись?
-- Все на том свете, но эту печальную историю я тебе позже расскажу. Правда, у меня остались дочери, но они учатся в Куско, так что даже если посмотрят на тебя немного косо, то это не будет иметь особого значения. Хотя они знают, что их отцу всё равно жениться положено, не маленькие.... Может, у Консуэлы с ними будут трудности, но что загадывать?
-- Я её Утешей зову, по-нашему. По-счастью, на кечуа говорить в доме этот негодяй не запрещал. Хоть родную речь девочка слышала в детстве.
-- У тебя же родной -- чиму. Как и у него...
-- Будешь смеяться, но он на чиму говорил плохо, и потому не любил, когда на нём разговаривают -- мол, что-то секретничают...
-- Да, многие националисты родного языка не знают. А потом жалуются, что им якобы родной язык инки утесняют. Им только повод дай -- инков ненавидеть....
-- Мне всё-таки очень стыдно будет смотреть в глаза людям в Тавантисуйю.
-- Да каким людям? Не бойся на приём у входа я тебя сажать не буду, понял уже, что твоим нервам это не на пользу. Будем нянчить внучат. Они, я думаю, к тебе без труда привыкнут.
-- Скажи, а как поживает Горный Ветер? Он ведь женат?
-- Да, он счастливо женат. И собирается придерживаться единобрачия. Детей уже трое, но я надеюсь на дальнейшее прибавление семейства.
-- А его жена ко мне как отнесётся?
-- Ну, учитывая, что сама она была спасена из рабства, где тоже горя и позора хлебнула, чего ей к тебе-то придираться? Похоже, жениться на женщинах, спасённых из рабства, становится нашей семейной традицией...
Сказав это, Инти вздохнул. Каково ему будет рассказать про вечную каторгу Ветерка? Лучше мёртвый сын, чем сын- изменник... Морская Волна сама заговорила:
-- Знаешь, когда Ловкий Змея делал какую-нибудь мерзость, касающуюся моих близких, он всегда хвастался мне этим. Хвастался, что отравил моего отца, хвастался, что Ветерок стал изменником и теперь обречён на лесоповал... А о хорошем всегда молчал... Так что расскажи мне про ещё что-нибудь хорошее...
И Инти стал рассказывать о сыне, о том как тот женился и какую хорошую помощницу обрёл в лице своей жены, о маленьких внуках...
О своей болезни он умолчал.
-- Жаль, что я не очень много их видел в последнее время... Но ничего, теперь, когда мы вместе, мы сможем брать внуков к себе в замок, потому что я думаю все дела текущие окончательно передоверить сыну и уйти на покой.
-- Ты не сможешь уйти на покой, -- сказала Морская Волна, -- жизнь в тишине не для тебя, ты даже тут лично поехал.
-- Чутьё подсказало, что надо лично. Но всё-таки я уже слишком стар, чтобы шататься по заграницам. Конечно, совсем бездельничать я не могу, но вот думаю руководство с обобщением моего опыта издать, чтобы он не пропал, документы Ловкого Змея опять же разобрать надо, тут на полгода работы, да и вообще мало ли. Всё равно сыну по сложным делам советы давать надо будет... Но прежние темпы давно не для меня. Раньше я уходил в работу от сложностей с жёнами, от страха перед одинокой старостью... а теперь мы встретим старость вместе. Это ведь счастье -- жить и любить друг друга...