-- Да, -- ответил бывший монах, -- я около года проучился в школе для детей эмигрантов, там я выучился читать и писать на родном языке. Потом мой отец умер, и мне пришлось покинуть школу, так как было нечем платить за уроки, но мать пыталась обучать меня самостоятельно. Так что читать на кечуа я умею, пишу, правда, с ошибками... Но это я исправлю.
-- А как это -- платить за школу? -- спросил один из юношей.
-- Обыкновенно, -- сказал Золотой Подсолнух, -- как в лавке за товары платят. Образование таким же товаром считается. Так вот, в этой школе, конечно, в старших классах были книги на кечуа. Но что это были за книги? Эпопея Алехандро Лукавого, да вирши Идущего-в-брод-через-Туман. Я читал их уже во взрослом возрасте -- они мне показались невозможно убогими.
-- А что убогого в трудах Алехандро Лукавого? -- спросил Моро.
-- Как что? У него всё тупо -- есть хорошие христиане, и есть плохой Манко и его сторонники, которых он всех поголовно иначе как палачами не называет. А в одном месте говорит даже, что если бы для уничтожения Манко нужно было бы сжечь весь Куско со всеми его жителям -- он бы это одобрил. Да и по языку Лукавый туп и зануден до невозможности. Вот Томас мне привез совсем другие книги.
-- Да что же это за книги такие особенные?
-- Ну, цикл пьес о жизни Манко Юпанки, "Позорный мир" я даже перевёл. Потом поэму о гибели Тупака Амару, исторические повести о Великой Войне...
Вдруг бывший монах заметил, что юноши смотрят на него как-то странно, и даже отодвигаются. Потом все вышли из-за стола и стали неловко прощаться. Вскоре Золотой Подсолнух, Золотое Перо и Прекрасная Лилия остались втроём.
Золотое Перо улыбался, видимо, пари он таки выиграл.
-- А их ничем не обидел случайно? -- спросил бывший монах, -- отчего они так?
-- То, что ты объявил нужным и скучным у некоторых считается чтивом для особенно продвинутых, -- сказал Золотое Перо, -- а вот пьесы о Манко Юпанки и поэму о гибели Тупака Амару они считают скучным официозом, который уже в школе всем надоедает.. Глупцы они просто.
-- Похоже, мне и в самом деле трудно это понять, -- сказал бывший монах, -- ну может, то, что дают в школе, трудно оценить свежим взглядом, но как они не понимают, что тот же Идущий-в-брод-через-Туман откровенный мерзавец! А Лукавый -- само его имя говорит о его сути. Ну может испанцы не знают, как оно переводится, но ведь вы же знать должны...
-- А что ещё писал Лукавый? -- спросила Лилия.
-- Что твоего отца нужно не просто свергнуть, но бросить в тюрьму и выжечь ему глаза, а потом каждый день присылать к нему священника, чтобы он раскаялся и спас свою душу, -- ответил бывший монах, -- ты просто не представляешь сколько жестокости может быть в христианах. Да, врага можно хотеть убить, но лишить его зрения... Это какое-то изуверство.
-- Я раньше думала, что писатели не могут быть жестокими, -- сказала Лилия, -- Жестоким мне казался отец, который запретил его книги в нашей стране. Но мой отец никогда бы не стал выжигать никому глаз!
Бывший монах ответил:
-- Твой отец если и бывает суров, то лишь по должности. По натуре он человек довольно мягкий. Христиане же -- иное дело. Они жестокостью могут наслаждаться. Ладно, хватит об этом, мне пора продолжить занятия геометрией, ещё понять бы, что на кечуа зовется "священной улиткой".
-- Это способ рисования отрезков длиной в квадратный корень из целого числа, я помогу тебе его освоить, -- с готовностью сказала Прекрасная Лилия, -- пошли.
Хотя бывший монах старательно слушал объяснения Лилии по геометрии, полностью сосредоточиться на науке он не мог, потому что подспудно его скребла тревожная мысль -- ненароком он нажил себе врагов. Однако вечером к нему явился Моро и сказал:
-- Ты извини, что мы так резко сбежали. Это не из-за тебя.
-- А из-за чего же, -- ещё больше опешил бывший монах, -- я вижу, что ещё много тут не понимаю.
-- Черношеий Лебедь подал знак, что мимо прошёл Горный Ветер.
-- А может, ты просто понял, что проспорил не одну, а десять книжек? -- съязвил Золотое Перо.
-- Не думаю. Ведь Горный Ветер действительно повадился ходить в библиотеку в последнее время.
-- А почему ему нельзя ходить в библиотеку? -- спросил Золотой Подсолнух, -- насколько я знаю, он в свободное время поэтическими переводами занимается.
-- Не знал, -- ответил Моро, -- у нас его принято бояться.
-- Да я понимаю, что у вас студентам вроде как лёгкая фронда положена, только я...
-- Да, тебе, чтобы не нажить неприятностей, нужно быть очень лояльным, я понимаю..
-- Нет, Моро, дело не только в этом. Мне действительно нравится в Тавантисуйю буквально всё, я не понимаю, чем тут можно быть недовольным. Вот например я ездил в деревню, и видел, как трёхлетняя девочка спокойно бегает по улице. Я спросил у её матери, не страшно ли ей отпускать такую малышку одну, не боится ли она что её могут загрызть свиньи или собаки, а мать, рассмеявшись, сказала, что у в Тавантисуйю это просто немыслимо. Никаких свиней свободно разгуливающих по улицам или собак-людоедов тут нет. Мало того, любой, кто увидел, что ребёнок упал и плачет, обязательно подойдёт и постарается успокоить. А в Испании до чужих детей никому нет дела.
-- Ты ещё наших недостатков не видел, -- сказал Моро.
-- Я знаю, почему Горный Ветер зачастил в библиотеку, -- Золотое Перо, -- Сейчас среди Носящих льяуту споры идут, стоит ли пытаться заключить торговое соглашение с Английской Короной, раз уж с Испанской все горшки побиты в дребезги. Горный Ветер -- ярый противник этого и сторонник изоляции. Вот он и выискивает в книгах аргументы в свою пользу. Только он, похоже, напрасно старается, всё равно изоляционисты в меньшинстве. А вы всё думаете, что он ваши дурацкие разговоры подслушивать рад, да не до них ему!
-- А твой отец что думает? -- спросил Моро, предпочтя не заметить колкостей.
-- Он скорее нейтрален. Не видит в торговом соглашении особенного зла, но в то же время и изоляции не боится. Скорее всего пойдёт за большинством или воздержится.
-- А... -- сказал Моро, -- Ну ты, Золотой Подсолнух, ещё раз нас извини. Рад был познакомиться.
После чего ушёл.
Перед сном Золотое Перо сказал бывшему монаху:
-- Ты на Лилию особенно не западай, вертихвостка она.
-- То есть?
-- Она со всеми вот так знакомиться рада, но ты ей быстро надоешь. Так что не обольщайся.
-- А с тобой тоже пыталась? -- с упавшим сердцем спросил Золотой Подсолнух.
-- Да, но я уклонился. Видишь ли, она специально хочет связаться с кем-нибудь вопреки папочке, который не так давно попытался предложить ей жениха. Она отвергла и стала вертихвостить.
-- А что, жених был так уж плох?
-- Да нет, парень вроде был ничего, но её взбеленило, что ей что-то навязывают. Братьев у неё нет, и если их и не будет, то Первому Инке придётся женить дочерей на кузенах, чтобы те смогли бы стать наследниками. Лилия это чует и бунтует. Она не хочет становиться супругой Первого Инки. И может достичь успеха -- если она к кому-нибудь в постель нырнёт, то супругой наследника станет кто-то из её младших сестёр. Да вот только этому, к кому она в постель попадёт, не поздоровится. Ладно, спокойной ночи!
-- Спокойной ночи! -- ответил Золотой Подсолнух, хотя на душе у него от всего этого было неспокойно. Нет, он знал твёрдо -- никогда в жизни он не решится опозорить девушку, взяв её до свадьбы. И тем более это было бы свинством по отношению к своему благодетелю -- как он может опозорить дочь Асеро? Но обидно было, что внимание Прекрасной Лилии к нему имеет под собой вот такую подоснову. Хотя, может, Золотое Перо ошибается? И Лилия не совсем такая как ему кажется? Хотя она и в самом деле слишком легкомысленна... но тут молодых девушек не подстерегает такое количество опасностей, как в христианском мире. Да и понимают тут все, что она не просто так, а принцесса. Хотя и учится наравне со всеми.
На следующий день Золотой Подсолнух опять встретил в библиотеке Прекрасную Лилию:
-- Я знаю, что тебе Золотое Перо про меня много ерунды наговорил, -- шепнула она, -- но не обращай внимания, он просто ничего не понимает...