Я теряю сознание.
Я сожжена дотла.
Глава 4
– Мисс, мисс!
Через вакуумный барьер я слышала это настырное «мисс». Как будто звук доносился издалека, откуда-то с моря. Я почувствовала, что кто-то трясет меня за плечи.
– Мисс, мисс, просыпайтесь! Альбрехт, Альбрехт! Черт, где же носит этого старика, Альбрехт! Она сейчас точно того.
Где-то послышались торопливые шаги профессора:
– Я уже бегу! Джеймс, возьми себя в руки! Перестань орать как сумасшедший, – задыхаясь кричал Альбрехт.
– Что с ней? – взволнованно спросил Джеймс.
– Ну что ты за человек! Вот поэтому тебя и отправили с нянькой. Никогда в жизни не слышал о лихорадке? – с каким-то оттенком недовольства и разочарования пробормотал профессор.
Профессор что-то наносил мне на лоб, ужасно пахучее, и с ложки давал то ли настойку, то ли чай из трав. Я лежала в полной неосознанности происходящего и автоматически заглатывала странное пойло. Между тем разговор между учителем и учеником продолжался достаточно жарко. Альбрехт рассказывал все про лихорадку и как ее лечить, как бы наставляя своего бездарного ученика. Да, видимо у меня лихорадка.
– Да понял я! Как-никак я селекционер, хоть будущий, а не врач. Она меня еще выгнала из каюты, из моей же каюты! Прошло часа 3, наверно. Решил возвратиться, уже полночь была. Стучал раза 3 – никого ответа. Захожу и вижу: она машет руками и задыхается, сползая с кровати. Да такие вздохи были, что ее грудная клетка как будто рвалась на части. Мне самому стало даже как-то не по себе. Секунд пять простоял, как вкопанный и бегом за вами. Пока бежал, успел помолиться всем богам за ее здоровье! Если умрет – на моей же совести, – быстро протараторил Джеймс.
– Эх, Гештальтский! Учиться тебе жизни еще! Какой год-то пошел?
– А-то вы не знаете! Двадцать третий год идет.
– Память в последнее время подводит, не знаю, что уже делать! Да, видать Лондон меня ждет, сколько месяцев мы уже в пути, – со вздохом и как-то отреченно проговорил профессор.
– Стареете! – со смешком произнес Джеймс в свою очередь.
– Конечно, годы идут. А у тебя, как не было памяти, так ее нет. Хотя заметь, ты намного моложе меня, – подшучивая ответил он. Как мне нравилось наблюдать за их простыми, саркастическими отношениями. Даже не верилось, что один – великий профессор, а другой – просто мальчишка. Они были как два старых друга, которые прожили вместе вечность. Это выглядело славно. Неужели Джеймсу всего 23?
Эта фраза явно зацепила молодого и неопытного ученика, что тут он вспылил, и начались ярые споры с употреблением неприличных слов. Обо мне забыли.
– Жарко, мне жарко, откройте окно… – еле прошептала я. Хоть они и были славными, но их жужжание достаточно доставало меня. Я и так горела…
Оба встрепенулись и, кажется, были рады, что я подала хоть какой-то знак. Я пыталась приподняться с постели.
– Мисс, вам нельзя. Лежите, лежите, мисс! – обеспокоенно говорил мне профессор. – Джеймс, держи ее! Аккуратнее!
– А с виду вы кажитесь слабой, – обратился ко мне молодой человек, пытаясь удержать меня на кровати. Действительно, откуда у меня столько сил?
– Что со мной? Я выжила? Мои ожоги, у меня ожоги! – резко выпалила я, будто погружаясь на раскаленные камни. У меня щипало все тело. Жива?
– Успокойтесь, все ваши ожоги обработаны, ложитесь. У вас началась лихорадка, вы очень слабы.
– Какие ожоги, профессор? – недоуменно спросил Джеймс.
– Джеймс, видишь, что человеку плохо? Хочешь, чтобы ей стало еще хуже? – недовольно ответил профессор. – Иди сходи за едой в соседнюю каюту. Ей нужно что-то есть, сколько она не ела? – тихо прошептал Альбрехт.