Таверну "Горизонт" знают все на побережье. Хвалят отличную стряпню и чистые постели, но главный секрет "Горизонта" -- счастье. Оно немного похоже на брызги моря на рассвете, чуть больше -- на последний луч солнца, чуточку -- на ореховое масло с медом и очень сильно -- на мандариновый чай. Хотя точно описать его невозможно. Все говорят, что счастье -- это очень дорого, но в "Горизонте" оно просто живет, и достаточно лишь прийти. Сесть за деревянный столик и поесть маминой паэльи, и сердце уже похоже на птицу. А еще вечером у камина можно послушать папину сказку на ночь. И потом -- сразу в кровать. Простыни там пахнут свежестью бриза, и отбеливает их солнце. Так что, несомненно, каждый путешественник, ступивший на холм Святой Марии, просто обязан побывать в "Горизонте".
- Цены растут, - согласилась Нина, также выуживая из заполненного водой чана мидию и повторяя процесс. - Мы-то уж перебьемся, а вот детям купим на будущий год по флакончику... Но вам уж жаловаться, Карлита! Мигель его готовит чуть ли не из воздуха.
- Готовит из воздуха? - эхом отозвалась Карла, вытирая локтем пот с загоревшего лба и щурясь от яркого луча солнца. - Ты же знаешь, чего это ему стоит, Нина... Мы платим не дешевле остальных.
- Опять? - с сочувствием спросила тетушка Нина.
Мама Карла ничего не сказала и продолжила чистить мидии.
- Иногда я совершенно не понимаю, как могла выйти за него замуж, - наконец сказала она.
- Все совершают глупости, большие или маленькие, - пожала плечами тетушка Нина и охнула: лезвие ножа соскочило и порезало ей палец. - Тебе придется нести этот крест до самой смерти, но Кристину ты должна воспитать так, чтобы она не повторила твоей ошибки.
- Хочешь сказать, моя любовь -- глупость? - возмутилась мама Карла и сердито свела свои красивые брови. Ей совсем не понравилось, что тетушка Нина назвала папу Мигеля глупостью.
- Я сказала то, что я сказала, - возразила тетушка Нина. Прикусила свой палец и поднялась: - Мне мидий хватит. А тебе желаю успехов.
Мама Карла снова вздохнула. Она не считала, что папа Мигель -- ошибка и глупость. Просто она думала, что... папа Мигель -- иногда ведет себя как последний вредина. И бросает ее один на один с чаном свежих мидий.
Чайки кричали так, будто ничего об этом не знали. А что мешало маме Карле готовить паэлью с раковинами, как все? То, что решил папа Мигель в самый первый день "Горизонта": здесь будет все по-особенному.
Папа Мигель сидел на крыше и ничего не делал, только смотрел в море. Как угасает последний луч солнца на сиреневых тучках, похожих на козликов с Пиренеев. В глазах папы Мигеля не было совсем ничего. И его самого тоже как будто не было.
- Что такое счастье, думают они... - сказал он чайке, которая уселась напротив на белом парапете и наклонила голову, кося черным глазом на свежую корку хлеба в тарелке. - Безумно дорогой флакончик с радужной жидкостью. Что они понимают! Счастье во флакончиках совсем не такое. Довольно воздуха, солнечного света и собственной жизни. Но здесь не понимают, не хотят знать... Глуп был я, решив, что справлюсь. Я отдаю концы. Мы должны закрыть "Горизонт". На время. И уплыть. Хотя бы на два годика...
Папа Мигель на миг прикрыл глаза и приложил пальцы к вискам. Затем с мольбой посмотрел на облака.
- Нет, на два годика не получится... Карла не разрешит. Зачем я, вообще, женился на ней?.. - и он взъерошил свои жесткие черные волосы в отчаянии.
- Папа! - показалась светлая головка в чердачном окошке. - Разве ты мог не жениться на маме?
- Кристина! - воскликнул папа Мигель и испугался. - Давно ты здесь подслушиваешь?
- Я не подслушиваю, - Кристина вскарабкалась на крышу и споткнулась: ночная сорочка была слишком длинной. Мама Карла сказала, что так она дольше будет по размеру. Голова у Кристины была большой, и соседский мальчишка Энрике обозвал ее за это головастиком. Кристина очень переживала, но папа Мигель ее успокоил: большие головы даны тем, кто собирается вырасти мудрым. Мальчишка Энрике не придумал никакого ответа. Наверное, он тоже хотел быть мудрым, но не получится: голова у него самая обычная. Кристине даже сделалось его жалко -- он никогда не улыбался и был жутко взрослый всю жизнь. Неудивительно, ему целых двенадцать.
Папа Мигель не раскрыл объятий, как делал обычно. Прямо над головой у него блестела первая звезда. Кристина потопталась босиком напротив.