Куда теперь двигаться? В какую сторону идти, чтобы найти то, что было так дорого её овечке?
Была бы под рукой карта.
Это была очень странная мысль. Керме слышала когда-то о картах от стариков-рассказчиков. С запада по Великому Морю или верхом наезжали в степь чужие люди. Люди, которые знать не знают о таких богах, как Тенгри или Йер-Су, которые везли за собой в восьмидесяти мехах суждения, которые никак не укладывались в образ жизни степняков. И ещё восемьдесят мехов пустых — любопытство и жадность до чужих представлений о мире. Ёмкости они заполняли буквально всем — запахами сохнущего на солнце навоза, пустобрешеством женщин и неуклюжим лукавством мужчин, которые норовили закидать гостей словесным сором, скрыв по-настоящему важные вещи.
Они спрашивали — «Есть ли у вас карты мира?», а затем показывали свои, начертанные на тонкой бычьей коже, или деревянных дощечках. В этот момент Шаман обыкновенно закатывал глаза:
— Чего там только не было, на этих дощечках! Моря размером с руку взрослого мужчину, чужие города, которые можно закрыть одним пальцем… Аравийская пустыня, тянущая во все стороны огромные песочные руки, и скачущие по ней на верблюдах армии, диковинные гады, высовывающие из воды щупальца и морды с выпученными глазами. Черепахи, на спинах которых, ничего не подозревая, жили люди в одних набедренных повязках… урусские царства, где шли друг на друга войною бородатые воины в остроконечных шапках. А на месте, где начинаются великие бесконечные степи — пустое место. И только далеко за ними изгибающий спину усатый дракон с огромными крыльями-плавниками — Кхитай.
Путешественники утверждали, что если к этим картам прибавить великие степи, получится весь мир.
Монголы сильно удивлялись. К чему карта тем, чей дом — гладкая степь, в которой ничего нет, а всё, что есть, перемещается следом за солнцем, следом за уходящим теплом или убегающим на паучьих лапках дождём?
Путешественники удивлялись следом. Как можно жить в мире, который совсем не знаешь? Это всё равно, что бродить по чужому жилищу с закрытыми глазами. Ощупывать предметы и гадать: что это и можно ли это есть, вместо того, чтобы открыть глаза и посмотреть…
Керме удивлялась сильнее всех. Она-то живёт так всю жизнь.
Но мысль о карте, на которой всё нарисовано, захватило её воображение.
Её внимание вернулось к листику. Это был листик очень странной формы, с резными краями и крылышками, так что напоминал бабочку. Почему он не может быть картой того места, где оказалась она? Керме вспомнила, что на настоящей карте можно найти мифические дороги, о которых в степи даже не помышляли, якобы соединяющие между собой города и земли, и тут же нашла на листике прожилки. Это, стало быть, и будут дороги, по которым она будет путешествовать. Вот тут вот, где начинается черенок, она и приземлилась, наполнив воздухом своё одеяние. А вот эта маленькая дырочка, проточенная каким-то червячком…
Да!
«Растяпа», — сказала Керме, прижимая к груди листочек. — «Я знаю, где найти то, что так мило твоему сердцу. И мы немедля отправляемся туда».
Она с радостью и с трепетом нашла в ногах прежнюю силу. Поднялась, осторожно постояла, покачиваясь, словно молодая берёзка, и по-новому ощущая мир вокруг. Она почувствовала себя мошкой, плавающей в кувшине со сливками. Это одновременно и пьянящее, и пугающее ощущение. В чашке степей сливок было мало, так, что она могла доставать своими коротенькими ножками до дна. Теперь же её вознесло на недосягаемую высоту. Всё вокруг имеет смысл, и невозможно почесать даже за ушком без того, чтобы это не отразилось на сущностях по соседству. Даже солнечный свет, который всегда не при чём и всегда над, словно птица в полёте, здесь резало на аккуратные ломти.
Здесь другие законы.
Чтобы сдвинуться с места, нужно поменяться местами с любой другой сущностью по соседству. Поэтому прежде Керме попыталась установить с ними дружеские отношения при помощи верных друзей — обоняния, осязания и слуха. Изгиб пригорка манил её веткой вялой жимолости. Деревья, помахивая над головой жидкими кронами, предлагали попробовать, как приятно находиться в земле, зарывшись как можно глубже пальчиками-корешками. К ним она отнеслась с особым вниманием — никогда в жизни девушка не ощущала запах коры так близко. Вообще не ощущала запаха коры и почти не касалась листвы, — поправила она себя, — и поэтому с радостью устремила своё внимание к этим невозмутимым, вечно радующимся гигантам.