— Откладывать свадьбу? — сквозь слезы говорила Ирина. — Как же так?
В подобных ситуациях, казавшихся ему неразрешимыми, Никита всегда звонил другу, если тот был в Москве, и искал у него поддержки и совета. Так поступил он и на этот раз.
Петр был настолько возмущен этой подлостью, грозившей сорвать свадьбу, что действительно не мог найти слов и несколько минут выражался лишь междометиями и восклицаниями. Затем, немного придя в себя, успокоившись и трезво оценив ситуацию, вдруг зачастил:
— Постой-постой-постой... — И замолчал.
— Эй, Петруха, ты что, заснул? — окликнул в трубку Никита.
— Кой черт заснул! Думаю я, — ответил тот и снова завел: — Постой-постой-постой... Федя! — вдруг выкрикнул он. — Вот кто может помочь! У него наверняка связи не только в ГАИ, но и в милиции.
— Молодец, Петруха! — просиял Никита. — Верно мыслишь! Ведь Федина лавочка как раз в этом районе, и наверняка все начальство у него пасется. Только вот, знаешь... — Никита неожиданно сник и замялся. — Он ведь странный какой-то. Вдруг не захочет? Может, у него и здесь свой принцип?
— Да-а-а, — протянул Петруха и задумался. — Это конечно... Что касается принципов, Федя зверь. Скала Федя насчет принципов. Но попробовать надо.
Друзья договорились прямо с утра двинуть к Феде на работу и честно, ничего не утаивая, рассказать ему про Никитины злоключения, а там будь что будет.
Выяснилось, что Федя действительно был хорошо знаком не только с начальником нужного отделения милиции, которому чинил его старенькую «Волгу», но и с начальником паспортного стола, частенько попадавшим в мелкие аварии и приводившим к Феде свои «Жигули» на поправку. Но, к несчастью, как и опасались друзья, одним из железных Фединых принципов было ничего не просить от клиента не только в свою пользу, но и в пользу другого клиента. Федя вообще жил как бы в другом измерении и сидя, что называется, на «золотом дне», довольствовался скромный квартиркой на ВДНХ, старенькой «Ладой» и, видимо, самое главное — своими нерушимыми принципами.
Однако рассказ Никиты взял Федю за живое и разбередил его старые раны. Дело в том, что когда-то, лет восемь назад, он сам побывал в подобной ситуации, когда сильно влюбился, а первая жена не хотела давать развод и устраивала всякие подлянки Фединой возлюбленной.
— Вот стервь, ты смотри, — приговаривал он, слушая рассказ Никиты, — ну, курва, блин, шалава поганая, — говорил он в сердцах, перемежая эти довольно ласковые наименования менее цензурными. — Знаешь, Никит, я б таких потаскух убивал собственноручно, зря ты ее тогда еще не пристукнул суку.
Когда же Никита перешел к самому душещипательному моменту повествования, а именно к свадьбе, которая срывается из-за того, что эта «фря» выкрала паспорт у невесты, Федя зашелся сердцем, встал напротив друзей, снял с головы замасленную кепку с буквами «USA» на козырьке и, с силой бросив ее оземь, с чувством проговорил:
— Ну, Никит, бля буду, если через два дня не сделаю твоей новый паспорт. Веришь, нет?
Федя умел держать слово: за пять дней до свадьбы Ирина получила новый паспорт взамен похищенного и от страха, как бы он куда не пропал, хранила в секретере, запиравшемся на ключ. Федя, мастер на все руки, сам врезал им в дверь какой-то суперсекретный замок и «глазок», позволявший видеть практически все, что происходит на лестничной площадке. А чтобы обезопасить хозяев от посещений непрошеных гостей, он так ловко упрятал кнопку звонка под дерматиновую обивку двери, что отыскать его могли только свои.
— Пусть теперь, зараза, сунется, — грозил он кулаком кому-то за дверью, любовно оглядывая свою работу. — Накось выкуси.
— Ты бы еще автомат Калашникова поставил, — смеялся Петр, — а в «глазке» — оптический прицел.
— А что, — упрямился тот, — и поставлю, хорошая, блин, мысль. Да таких гадюк только отстреливать надо, — снова заходился он, вспоминая свои мытарства восьмилетней давности. — Подошла к двери — все, до встречи на кладбище.
Никита с Ириной пригласили Федю на свадьбу, тот долго отнекивался, краснея от неловкости и смущения.
— Ты что, старик, — кричал Никита, — да ты для нас такое сделал! Посаженым отцом у нас будешь!