— Здорово! — обрадовался Антон. — Значит, не нужно будет спать. Ура!
Увидев, что Антон Савельев разговаривает с кем-то за оградой, Анна Васильевна подошла выяснить, в чем дело.
Алла объяснила, что она друг семьи, что Ирина Петровна неожиданно позвонила ей и просила забрать сына, поскольку вынуждена задержаться на работе.
— Зачем же так рано? — удивилась Анна Васильевна. — Может, лучше после полдника?
Антон не на шутку испугался, что тетя сейчас уйдет, а ему придется ложиться спать, и кинулся спасать положение:
— Нет, Анна Васильевна, мне мама обещала, что рано заберет, мне елку надо наряжать!
— Ну, раз такое важное дело, — улыбнулась воспитательница, — тогда, конечно, иди.
Придя часа полтора спустя за сыном Ирина узнала, что Антона по ее просьбе забрала их знакомая, высокая, в шубе, с длинными каштановыми волосами.
— А вы разве не просили ее забрать Антошку? — встревожилась Анна Васильевна, заметив, как та напряглась и побледнела. — Да ведь он подтвердил, что знает ее, что она недавно к вам домой приходила... Ирина Петровна, что с вами? — спросила испуганная воспитательница.
Но Ирина, не говоря ни слова, кинулась к двери и побежала домой. Дома она принялась звонить Никите, но был обеденный перерыв, поэтому трубку никто не брал. Она заметалась по квартире, не зная, что предпринять, и внезапно смысл того, что произошло, со всей очевидностью дошел до нее, она поняла, что сын в руках этой сумасшедшей женщины, которая может сделать с ним, что угодно. Эта мысль была настолько непереносима, что ей показалось, сердце не выдержит и разорвется. Она упала без чувств.
Ирина не знала, сколько времени пролежала без сознания, а когда очнулась, спасительные слезы пришли к ней.
Через полчаса после ее звонка Никита был дома и, заставив ее выпить две таблетки элениума, из бессвязных восклицаний, сопровождавшихся истерическим плачем, пытался восстановить общую картину случившегося.
— Надо срочно звонить в милицию, — решил Никита, понимая, что сама Ирина сделать это была не в состоянии.
Когда он подошел к телефону, раздался звонок. Незнакомый мужской голос, низкий и хрипловатый, произнес:
— Ты отец, что ли?
— Чей? — оторопел Никита.
— Ладно, кончай придуриваться, — рассердился голос. — В общем, пацан ваш у меня.
Тут только до Никиты дошло, что говорит похититель. От волнения Никита охрип и еле выдавил из себя:
— Где Антон? Что с ним?
Услышав эти слова и поняв, с кем он говорит, Ирина подскочила к нему, потеряв контроль над собой и беснуясь, стала вырывать трубку и что-то кричать.
— Где мой сын? — рыдала она. — Что они с ним сделали?
— Мать, что ли, там орет? — недовольно проговорил голос. — Скажи, чтоб глохла, а то разговора у нас с тобой не будет.
Никита в двух словах передал Ирине эту угрозу, и от страха, что действительно может своими криками помешать узнать что-то об Антоне, она замолчала и уставилась на Никиту, силясь понять по выражению его лица и по взгляду, о чем говорит похититель.
— В общем, так, — продолжал голос, — гони тридцать тысяч баксов — получишь пацана. Если в ментовку успел стукнуть, заявление забери, скажи, все, мол, в порядке. Врубился?
Никита настолько не ожидал подобного поворота событий, что взмок от напряжения и волнения. Хотя он читал и слышал об участившихся случаях киднэппинга, все равно до самого последнего момента полагал, что такое происходит только в кино или в детективных романах.
— Понял? — угрожающе повторил голос.
— Да, — вымолвил Никита. — В милицию мы не заявляли.
— Ну, это я еще проверю, — пообещал незнакомец. — В общем, запомни одно: сынок твой жив до тех пор, пока менты ничего не знают. Все. Потом позвоню.
— А где... — начал было Никита, но на другом конце провода трубку повесили.
Приехал Петр. Ирина почти безостановочно рыдала, Никита время от времени впадал в прострацию и неподвижно сидел, уставясь в одну точку.
— Надо что-то делать, — засуетился Петр. — Нельзя же сидеть сложа руки.
Перво-наперво он вывел Макса на прогулку, так как понял, что хозяевам сейчас не до собаки. Когда же вернулся, то почувствовал, что атмосфера немного разрядилась: Ирина, видимо под благотворным воздействием лекарства, уже не рыдала, а только изредка тихо всхлипывала и спорила с Никитой о том, стоит ли сказать родителям. Она все рвалась позвонить матери, но Никита был категорически против, считая, что для Юлии Михайловны это будет страшным ударом, последствия которого, учитывая ее возраст, непредсказуемы.