— Ну и гнида же ты, Алка, гадина ползучая! Сама же всех подбила, а теперь на Витька валишь? — злобно закричал он. — Не верьте ей, врет она, Витек только три куска должен был получить, ну и мы с Филей по малости, а остальное все ей, тварюге ненасытной! Своих же давить? Западло! — орал он, извиваясь в веревках, и казалось, развяжи его сейчас, он вцепится ей в волосы и будет мотать из стороны в сторону, пока не выдерет хотя бы половину. — Ну ничего, теперь ты дело с Витьком иметь будешь, — злорадно сказал он, — уж он-то из тебя свои три куска вытряхнет, будь уверена!
— Ошибаешься, приятель, — сказал Никита, — теперь она не с Витьком, а с милицией дело будет иметь. Как, впрочем, и сам Витек, да и вы с Филей.
Морозовский притих и как-то заскучал. Петр взял со стола полотняную салфетку, аккуратно свернул и засунул тому в рот. Федя подошел, проверил веревки и, выходя из комнаты, сказал:
— Отдыхай, парень, нам с твоей дамочкой надо по делу прошвырнуться.
— Ну, куда ехать? — спросил Никита притихшую Аллу. — Говори!
— В Валентиновку, — коротко ответила та.
До Валентиновки вышло не больше получаса езды. Сначала показались огоньки на улицах темного, вымершего дачного поселка, затем замелькали деревенские избы с освещенными окнами. Проселочная дорога была ухабистой и неровной, один раз даже застряли в колдобине, пришлось выходить и толкать машину. За всю дорогу Ирина не проронила ни слова. Судорожно вцепившись в сумку, она страстно ждала и боялась момента встречи с сыном, сердце неровными толчками бухало у нее в груди. Что они с ним сделали? А вдруг?.. Федя рассказывал, она слышала за дверью про то, как... Господи, только бы Антон был жив и здоров, только бы с ним ничего не случилось. Она шептала про себя слова молитвы, придуманной тут же, идущей от самого сердца и настолько искренней, что Создатель не мог бы остаться равнодушным к ее мольбам.
Наконец Алла сказала: «Здесь!», и Федя затормозил. Она попросила разрешения остаться в машине, но просьба ее показалась всем более чем странной.
— Разговаривай тут еще! — грубо прикрикнул на нее Федя. — Вытряхивайся и шагай вперед! Постучишь, скажешь своим, что приехала одна. И чтоб без фортелей!
Она послушно вышла и повела всех заснеженной тропкой к бревенчатому дому, над крышей которого вился дымок. В свете, падавшем из окон, все увидели небольшую елочку, которая росла рядом с террасой. Елочка была по всем правилам подготовлена к встрече Нового года: на пушистых ветках висели разноцветные шары и хлопушки, ветерок слегка колыхал серебристую мишуру, обвивавшую деревце с макушки до самой земли.
Вслед за Аллой шел Федя с «пушкой» наготове, затем — Никита и Петр. Немного отставшая Ирина не удержалась, подошла к освещенному окну и, встав на цыпочки, заглянула в дом. В комнате за круглым столом, накрытым скатертью, сидел седой усатый человек в очках и, держа в руках книгу, шевелил губами, а рядом в своей любимой позе — с ногами на стуле, доверчиво прильнув к его плечу и внимательно слушая, — сидел Антошка.
Хотя роль пожилого усатого человека во всей этой истории была неизвестна, но идиллическая сценка, которую увидела Ирина, свидетельствовала о самом главном — о том, что Антон жив и невредим, и это помогло снять то нечеловеческое напряжение, в котором находилась она уже много часов подряд. Ноги подкосились, и, чтобы не упасть, она привалилась боком к бревенчатой стене дома.
Дверь оказалась открытой, вся компания ввалилась в дом, и Федя, чтобы не испугать ребенка, сунул пистолет в карман куртки. Увидев так много народу, Антон удивился, но, заметив Никиту, вскочил со стула и радостно побежал к нему.
— Папа приехал! — звонко закричал он. — А дедушка Степа говорил, что ты только завтра приедешь. А мама где? Мы сейчас домой поедем? К маме?