К его радости, Алла оказалась в благодушном настроении от основательной порции спиртного и, к его удивлению, не взорвалась, как обычно, при слове «развод», а согласилась выслушать его спокойно. Он говорил о том, что брак их, к сожалению, не выдержал испытания временем и потерпел полное фиаско, что они так и не сумели сродниться за полтора года настолько, чтобы продолжать жить вместе, что круг их интересов, их друзей и знакомых совершенно различный, а это не способствует взаимопониманию, и призвал ее к трезвой оценке создавшегося положения, понимая, что насчет трезвости погорячился и дал маху. Как ни странно, Алла, соглашаясь со всеми его доводами, кивала, и он даже засомневался, понимает ли она его слова. Но при упоминании интересов, друзей и знакомых вдруг перестала кивать, лицо ее неприятно исказилось, острый носик стал похож на клюв птицы, и она злобно прошипела:
— А что ты знаешь про мои интересы? И чем тебе мои друзья не нравятся? Ну да, конечно, не того круга, извините, не юристы и не офисные мальчики на побегушках.
Испугавшись очередного скандала с истерикой и битьем посуды, Никита сразу согласился, что интересов ее действительно не знает, а друзья у нее нормальные, парни как парни, главное, что ей они нравятся. Она успокоилась и поставила Никите свое условие: квартиру разменять на две однокомнатные, причем себе она возьмет ту, какая ей больше понравится, и мебель разделить по тому же принципу.
Если бы еще полтора года назад Никите сказал кто-нибудь, что какая-то наглая спивающаяся баба станет требовать у него половину его кровной собственности, причем лучшую половину, а он при этом будет по-идиотски счастливо улыбаться, соглашаясь на это с великой радостью, он воспринял бы это как неуместную шутку. Сейчас же он блаженно кивал, слушая все ее требования и не веря своим ушам, что найден, пусть и позорный для него, компромисс и что она согласна оставить его в покое.
На следующий день он подал на развод и предоставил Алле самой заниматься обменом, заранее соглашаясь на любую отдельную квартиру. В итоге он ее и получил: однокомнатную хрущобу в Черемушках, с крошечной кухней и напрочь отсутствующей прихожей, а Алла переехала в двухкомнатную малогабаритку на Проспекте Мира. Кто из них был больше счастлив от этого размена, сказать трудно: Никита избавился от преследовавшего кошмара, Алла же осуществила свою мечту иметь собственную квартиру в Москве. К пребыванию в хрущобе он относился философски, к тому же знал, что со временем обменяет ее с доплатой на что-нибудь более приличное. Главное, у него был свой «шалаш», который он считал райским местом лишь потому, что в нем не было его «милой».
Разъезд произошел в апреле, ровно за год до встречи Никиты с Ириной. Никита так устал от беспорядочного существования до знакомства с Аллой и уж конечно еще более беспорядочной совместной жизни с ней, что первые полгода в новом жилище прожил спокойно и уединенно, вечера проводил в основном за чтением и только изредка принимал у себя самых близких друзей.
За это время он дважды побывал в зарубежных командировках. Генеральный директор, довольный его отношением к работе, инициативой и добросовестностью, даже повысил ему жалованье, выразив при этом удивление, что человек может проявлять такое рвение по службе именно после развода с женой (у директора вообще были консервативные взгляды на семью).
Что же касалось крошечных размеров квартиры, то Никита находил в этом даже некий положительный момент и, смеясь, говорил Петру: «Знаешь, старик, теперь на уборку у меня уходит гораздо меньше сил и времени. А главное, все книги поместились». И он действительно старался поддерживать относительный порядок, тем более что сорить в общем-то было некому: больших компаний у него не бывало, женщин он к себе не приводил. После неудачного второго брака Никита вообще, похоже, потерял к ним всякий интерес и считал, что доживать ему придется, как и Петрухе, полным холостяком.
Он завел собаку, забавного фокстерьера по кличке Макс, купив его за бутылку у какого-то алкаша возле метро. Никита боялся, что собака краденная, но алкаш бил себя в грудь, уверяя, что собака его собственная, что ей уже полтора года и зовут Максом, и продает он ее потому, что кормить нечем, а самому не только нечего есть, но и выпить не на что.
У Макса, видно, была нелегкая жизнь у прежнего хозяина, поэтому он прикипел к Никите всей своей собачьей душой и каждый раз радовался его возвращению с работы так, как никакая жена, даже самая любящая, конечно же, радоваться не станет. Когда Никита на время командировок оставлял Макса своим родителям, пес так страдал и мучился, что у стариков сердце обливалось кровью и они зарекались брать его в следующий раз.