Майк проспал до самого ужина. Поел, тоже, что и вчера, немного потусовался с долговцами снаружи.
— А почему вы так часто тут меняетесь? — Спросил Майк, которого периодически интересовал этот вопрос. Что-то он тупеть начал. Хотел же спросить что-то иное, но забыл что именно. Нельзя всё-таки весь день спать. Мозги привыкают к такому режиму и не включаются когда надо. — Чтобы не застаиваться в покое, да?
— Нет. — Усатый долговец, с ожогом в пол-лица, поморщился. Других признаков недовольства он не выказал. Наверно ему не понравилась затронутая тема. Он стоял в воротах, ограждающих условно — безопасную территорию и чуть прищурившись, медленно поворачивая голову, оглядывал окрестности. Периодически, на несколько секунд, долговец задерживал взгляд то на камыше, который зашевелился подозрительным образом, то на мелькнувшую под ржавым грузовиком тень. Хороша выдержка. Майку показалось, что собеседник не теряет внимание от постоянных ложных тревог, разговоров и постоянно начеку. — На голову тут давит. Тебе в первую ночь никакой гадостине снилось? Нет, не торопись с ответом. Я спрашиваю не об обычных сталкерских кошмарах, типа "стою я на крыше Саркофага с одним ножом в руке, а ко мне со всех сторон стекаются снорки, кто-то невидимый сипит над ухом, а издалека слышится вкрадчивый голос, отзывающийся прямо в твоей голове: — "Иди ко мне". Что-то глобально плохое не снилось?
— Было дело.
— Так вот, это цветочки. Завод этот на голову давит. Всё из-за него. Уж говорили мы Сахарову, что надо сходить туда и разломать всё оборудование, которое только покажется работающим. Нет, говорит, опасно. Шорохи всякие, опять же. Вот, например, когда ты подошел — камыш шевелился, видел?
— Видел. Вроде это был ветер.
— Подожди пару дней. Ты забудешь, что на свете существуют такие штуки как ветер, обманы зрения и слуха. Будут везде мутанты видется. Некоторые, правда, научились не обращать внимания на такие проделки завода, но это потеря бдительности ты сам понимаешь, что такие люди…
— Не жильцы в Зоне.
— Именно. Поэтому и меняемся, чтобы не терять бдительность, с одной стороны, а с другой, чтоб не успело снести крышу. Понимаешь?
— Понимаю. Сахаров с заданиями напрягает?
— Нет, не особенно. То принести, это достать, туда-то сходить с каким-то прибором — запросто. Но не часто. Артефакты ему как правило требуются не срочно, а замеры делать у него свои люди есть. Только их надо прикрывать. Что, тоже подрядиться хочешь? Не возьмёт. На разовую акцию вполне, а на постоянную — так у него контракт с нашими старшими.
— Даже так?
— Так. Именно поэтому мы сюда и ходим, хотя и не приятно.
— И чем с вами Сахаров расплачивается?
— Что ты пристал? Рабраешь на кого-то? Разведчик в тылу врага, блин. — Долговец даже отвлёкся от обозревания темнеющих окрестностей. Секунды на три упёрся тяжелым взглядом в глаза Майка. Пора прекращать разговор.
— Нет, просто любопытно. Вы с Зоной вроде как боритесь, а он её исследует. Интересы вроде разные.
— Не совсем разные. Он же не любопытство своё тешит, да и для экстремального туризма профессор староват. Он тоже её не любит. Может ему повезёт и он сможет понять в Зоне всё до конца. Может, даже найдёт способ её уничтожить.
— Даже так? А жить мы, сталкеры, на что будем?
— Примерно так же, как и люди на Большой Земле.
— То есть хреново.
— Зона — величайшая угроза не только человечеству, но и миру вообще. — Долговец начал давно ожидаемую проповедь. — Зона — это место полностью и абсолютно враждебное нашей форме жизни. В самом широком смысле. Враждебное биосфере, если хочешь. Зона — это враг, который пока дремлет, изучает нас, пока мы думаем, что изучаем её и пользуемся её дарами. Откуда нам знать, что даже самые полезные артефакты не являются эквивалентом её дерьма? Или шпионскими устройствами, которые рассеиваются с помощью людей по миру и наблюдают. Или зёрнами, из которых потом произрастут новые Зоны. Мы ведь не знаем толком, как возникла Зона и как именно работают артефакты. — Долговец ухмыльнулся половиной лица. Другая, обезображенная ожогом вплоть уха, осталась неподвижной. — Представь, что те красотки, что пользуются косметикой из "блуждающего мха", в один прекрасный день "Х", превратятся, скажем, в снорков. Выглядеть будет привлекательно, но не долго. Или у модниц, что носят серьги с "радужными брызгами" что-то замкнет межу симпатичными ушками, на которых эти сережки висят. Хоп — новый контролёр готов. Спортсмены, что борются с усталостью с помощью "бенгальского огня", вдруг перестанут быть видимыми и продолжат бегать. Только не для удовольствия и не для рекордов, а в охоте за кровью.