– Должен еще раз сказать вам, что это задание – не более чем учебное упражнение, – предупредил он, идя назад к своему креслу. – Нет никаких оснований думать, что кто-то из этих мальчишек и девчонок был убит или похищен. Конечно, сейчас кого-то из них вполне может не оказаться в живых. Только связано это скорее всего с превратностями бродяжничества, а не с убийством. Общее, что их всех объединяет, – то, что родственники отзываются о них как о детях, у которых не было причин убегать из дома. Все в один голос заявляют, что дети были счастливы дома, что в семье у каждого из них не бывало крупных ссор, а в школе – серьезных проблем. Хотя у одного или двух подростков уже случались неприятности с полицией или социальными службами, это можно отнести к прошлому, никак не предшествовавшему побегу. И тем не менее, несмотря на все сказанное, никто из детей впоследствии так и не объявился дома. Что не отменяет предположения, что все они отправились в Лондон на поиски приключений.
Он глубоко вздохнул, повернувшись в сторону слушателей.
– Но за этим может скрываться и совсем другой сценарий. Если так, то наша работа будет состоять в том, чтобы его обнаружить.
Пламя воодушевления, как занимающийся пожар, стало разгораться в душе Шэз, и в этом пламени померкли вычитанные в газетах подробности недавнего близкого знакомства Тони с убийцей. Ей впервые представился шанс. Если и правда здесь орудовал неустановленный маньяк, она его найдет. Больше того, она встанет на защиту его жертв.
Преступники иногда попадаются по чистой случайности. Он это знал. Видел это по телевидению. Денниса Нильсена, убийцу пятнадцати молодых бродяг, удалось найти потому, что расчлененные тела засорили канализацию. Питер Сатклиф, Йоркширский Потрошитель, отправивший на тот свет тринадцать женщин, попался, потому что крал номерные знаки для своей машины. Тед Банди, некрофил, убийца более чем сорока молодых женщин, в конце концов был задержан за то, что проскочил мимо полицейской машины с выключенными фарами и превысив скорость. Все эти истории не пугали его, а только увеличивали заряд адреналина, который он неизменно получал от каждого из своих поджогов. Пусть мотивы у него другие, но риск почти так же велик. Его когда-то мягкие кожаные водительские перчатки заскорузли от постоянно увлажнявшего их пота. Около часа ночи он припарковал машину в месте, которое тщательно выбрал заранее. Он никогда не оставлял машину где придется, помня о бессоннице, частом недуге стариков, и привычке молодежи околачиваться на улице допоздна. Вместо этого он предпочитал стоянки возле больших супермаркетов, пустыри на задворках фабрик, площадки перед запиравшимися на ночь гаражами. Лучше всего подходили места, куда свозили подержанные машины; вряд ли кто-то обратит внимание, если посреди ночи на час или два там станет одной машиной больше. Кроме того, он никогда не брал с собой сумку с инструментами, понимая, что в ночное время такая сумка может показаться подозрительной. А так, если полицейский его и заметит, у него не будет оснований думать, что перед ним вор. И даже если помирающий от скуки коп и попросит его вывернуть карманы, то их содержимое вряд ли вызовет подозрения. Моточек бечевки, старая латунная зажигалка, початая пачка сигарет, покоробившийся коробок спичек, где завалялась всего пара штук, вчерашняя газета, швейцарский нож, скомканный носовой платок с пятнами масла, маленький, но мощный фонарик. Если за это арестовывать, в камерах свободного места не останется.
Он шел дорогой, которую заранее постарался как следует запомнить, прижимаясь к стенам домов, его спортивные туфли на плоской подошве бесшумно ступали по пустынным улицам. Через несколько минут показался узкий проулок, ведущий к задворкам фабричных корпусов, на которые он уже давно положил глаз. Раньше здесь помещалась канатная фабрика, но четыре кирпичных здания начала века впоследствии были переделаны под другие предприятия. Теперь там находилась автомастерская, соседствовавшая с мастерской по обивке мягкой мебели, напротив же помещалась фирма-поставщик водопроводных и канализационных труб и пекарня, где, если верить рекламе, выпекали печенье по рецептам, древним, как йоркширские мистерии. Он считал, что люди, готовые брать такие ни с чем не сообразные деньги за паршивый пакетик сухого печенья, заслуживают того, чтобы их предприятие исчезло с лица земли. Но для его целей здесь было явно недостаточно горючего материала.
Сегодня обивочная мастерская должна была вспыхнуть, как новогодний фейерверк.
Еще немного, и он насладится игрой желтых и малиновых языков пламени, словно остроконечные копья пронзающих столбы серо-коричневого дыма, поднимавшегося от пылающей материи, деревянных полов и перекрытий старого здания. Но сначала ему нужно пробраться внутрь.
Он уже все приготовил накануне, опустив в мусорный бак возле входа в мастерскую полиэтиленовый пакет. Теперь он его достал и извлек на свет божий затычку для раковины и тюбик суперклея. Он обошел здание снаружи, пока не оказался под окном уборной, где приклеил затычку к стеклу. Подождав пару минут, чтобы клей как следует схватился, он взялся обеими руками за цепочку, напряг мышцы и резко дернул. Стекло разбилось с легким звоном, осколки упали снаружи, в точности так, как если бы стекло лопнуло от жара. Он постучал несколько раз затычкой о стену, отколупывая осколки, пока на ней не остался лишь тонкий приставший к резине кружок. Это его не обеспокоило – никакому судебному эксперту в голову не придет рыться в куче разбитого стекла, считать осколки, проверяя, все ли на месте. Покончив с этим, он в считаные минуты уже был внутри. Как он знал, никакой сигнализации в здании не имелось.
Он достал фонарик, быстро пощелкал им, пытаясь понять, где находится. Потом углубился в коридор, шедший вдоль задней стены главного помещения. В конце, как он помнил, лежало несколько больших коробок с лоскутками, за бесценок покупаемых местными рукодельницами. Те, кто будет выяснять причины пожара, вряд ли усомнятся в том, что рабочие могли собраться здесь, чтобы потихоньку выкурить сигаретку-другую.
Сооружение запала заняло у него лишь несколько секунд. Первым делом он открыл зажигалку, смочил взятым из нее бензином ватку и протер веревку. Потом сунул ее конец в середину пучка из десятка сигарет, нетуго стянутых вместе резинкой. Шнур запала он протянул вдоль края ближайшей коробки и рядом пристроил пропитанный маслом носовой платок и скомканную газету. После чего поджег сигареты. Они должны были сгореть до половины, прежде чем вспыхнет веревка. Через какое-то время займутся коробки с материей. Но к тому времени, когда пожар заметят, уже ничто не сможет помешать ему разгореться. Будет тот еще огонек.
Он приберег это на закуску, зная, что пожар выйдет просто пальчики оближешь. Наслаждение, да и только.
Бетси посмотрела на часы. Еще десять минут. Потом она пойдет и прервет пирушку в компании Сьюзи Джозеф под предлогом несуществующей встречи, которая якобы назначена у Мики. Если Джеко захочет и дальше испытывать свои чары, на здоровье. Только она подозревала, что он скорее всего ухватится за этот предлог, чтобы исчезнуть. Накануне он отснял последний выпуск «Визитов Вэнса», так что наверняка отправится в одну из специализированных больниц, где он выполнял работу добровольного консультанта и подсобного рабочего – нести вахту благотворительности. Обычно он уходил в субботу где-то в середине дня, оставляя их с Мики одних, в тихом доме, проводить выходные без него.
– С одной стороны – Джеко, с другой – принцесса Уэльская. В наши дни стоит человеку заболеть неизлечимой болезнью, как покою не дадут, – сказала она вслух. – Мне еще повезло, – продолжала она, переходя от бюро к шкафу с картотекой, приводя в порядок письменный стол перед заслуженным уик-эндом, – не нужно в миллионный раз выслушивать авторизованную версию.
Она передразнила взволнованную, мелодраматическую интонацию Джеко:
– «Я лежал там, видя перед собой крушение своих надежд, в полной уверенности, что у меня не осталось ничего, ради чего стоило бы жить. Как вдруг, из самых глубин моей депрессии, передо мной возникло видение. – Рукой Бетси сделала в воздухе плавный жест, который так часто в ее присутствии проделывал Джеко своей здоровой рукой. – Само воплощенное очарование, клянусь вам. Там, у моей больничной койки, стояло то единственное существо, увидев которое, я впервые после постигшей меня катастрофы подумал, что жизнь, может быть, продолжается».