Но заметил: старые боевые товарищи сочувственно внимают неопытному Константину.
Как укор, как напоминание о днях молодости, прозвучал голос доверенного дружинника Драгомила:
— Эх, княже! Вспомни, как отроком шел в поход на литовцев, отбивал награбленное добро и людей наших; вспомни, как били свеев на Неве с малой дружиной.
С благодарностью преклонял перед тобой колени народ русский. Видел в тебе защитника…
— Молчи! — осердился Ярославич. — Разорения земли хотите, земли, с таким трудом поднявшейся из пепла? А разорение будет, ежели выступим.
Было долгое молчание после его слов. Слишком велика была вера в Александра Невского, чтобы вот так просто возразить ему, усомниться в его решении. Константин спросил:
— Запрещаешь ли нам защищать город?
— Не могу запретить. Разве ты не знаешь княжеский уряд: каждый в своей вотчине волен. Иное дело, — будет зов великого князя, — ты должен выступить по зову, так деды и прадеды делали, хотя не все нынче так делают… Дерзай, но скорблю: погибель ждет вас.
— Чему быть, того не миновать, — жестко ответил ярославский князь.
3
Гора с горой не сходятся, человек с человеком…
— Михей! Неужто ты? — Дементий радостно протянул руки навстречу знакомцу.
— Свят! Свят! Кого вижу! Не пригрезилось ли?
— Нет, Михей, не пригрезилось.
— А я тебя считал сгинувшим. Вот оно как… Ты же с воеводой Дорожем в передней части был. Он тогда прискакал к Юрию Всеволодовичу на Сить в малой дружине, сказал: «Князь! Уже обошли нас татары, а рать моя погибла».
— Суждено мне было остаться в живых.
Обнялись, похлопали по плечам давние знакомцы; светлели лицом.
— Ну, рассказывай…
— Ты рассказывай…
В темной ночи стрелял искрами костер, искры поднимались к высокому звездному небу. В большом котле поспевало варево из знаменитой переславской ряпушки. Теснее сдвинулись молодые воины вокруг старых, нежданно обретших друг друга товарищей.
— Тьма-тьмущая их была… Сшиблись мы, — рассказывал Дементий, — и быть бы мне порубленным, как многие мои други, но заверещал что-то по-своему их предводитель, оплели мне руки арканом, навалились… А потом Орда… Не признался я, что кузнец, пастухом был. Два года, Михей, у этого мурзы Бурытая рабствовал. Врагу не пожелаю… Только раз случилась у них заваруха, сцепился мой мурза с соседом из-за пастбища. В это время от них я и ушел: словил в степи двух коней и так, о двуконь, и скакал… Сразу-то не хватились меня, не до того им было…
— А мы тогда пробились… Немного нас осталось, до сотни, но все при конях, с оружьем. И решили: уж коли в большой битве не одолели татар, будем нежданными наскоками избивать их. Много их тогда расползлось по нашей земле, считали, что не осталось у русичей сил, не особо береглись. Нападали мы на мелкие отряды, отбивали пленных. Правда, и нелегко было, зимой особо, — ни корма коням, ни теплого ночлега людям. Все в лесах обитались, дичать стали. А тут столкнула нас судьба с княжеским сотником Драгомилом, вон с тем, что с Ярославичем разговоры ведет; собирал он рать на защиту Новгорода от немецких рыделей, нас с собой прихватил… С тех пор в дружине Александра Ярославича.
Отблески огня освещали суровые лица; заново переживали воины выпавшие на их долю испытания. Топорок, уже обсушившийся, потянулся к Михею.
— Расскажи, дяденька, как вы с татарами бились? Страшные они в бою?
— Воины они справные, что греха таить, — задумчиво отозвался Михей. — И в лучном бою непревзойденные — стрелы у них летят дюже метко, — и саблей владеют хорошо — сабля у них кривая, покороче нашего меча. В бою визжат, что поросята, будто чуют — смертушка близко. Спервоначалу, когда несется на тебя воющая и визжащая такая лавина, то и страх подступает, а уж распалишься— все тебе нипочем. И если увидят они, что их не боятся, — не выдерживают, заворачивают коней. И еще у них порядок такой: ежели все завернут, то и ладно, со всех спроса нет, а кто один убежит с поля боя, то не токмо ему, но и всему десятку, в коем он состоит, — головы рубят. Дюже лютые… Но поняли мы: бить татар можно. Одна беда — мало нас было…
— Как же мало? — недоверчиво протянул Топорок. — Такая Русь большая?
— Потому и мало, что всяк из князей по себе хотел биться, сладу меж собой не имели. А татарин, он скопом наваливается, по очередке побеждая наши рати.
— Вот что я тебя спрошу, Михей. — Дементий дотронулся до плеча воина. — Ларион тогда пропал, не ведаешь ли, куда делся?