Плачьте, тужите, люди! Не от хворей в теплой постели скончалися, отдали жизни за честь русскую.
Роют на холме общую могилу: вместе бились, вместе и лежать им.
Знахарь дед Микита ходит по длинному ряду павших, осматривает, выслушивает. Бывает, что сомлеет человек, а сердце бьется, пробивается слабое дыхание, только с виду он схож с покойником, Такое и случилось с Васильком, сыном Евпраксии Васильковны. Сидела возле него застывшая Россава, онемела, слезы не проронила. Дед Микита приложил старческое ухо к груди юноши, там, где чуть выше сердца наискосок пролегла сабельная рана. С укором взглянул на девушку, велел спять доспех.
— Жить будет твой суженый. Травку приложу к ране, вскоре затянется.
Васька Звяга видел, как погиб отец Фильки. Кто же теперь о Фильке позаботится, как не он? Сходил туда, где пал Филька от руки предателя. Взялся взвалить дружка на плечо и вдруг почувствовал, что еще теплое тело. Выбиваясь из сил, принес на холм, положил Фильку перед дедом Микитой.
— Ох, болезный, и опять с тобой беда приключилась, — узнав отрока, запричитал старик. Васька в глаза ему смотрит, ждет, что скажет.
— Крови много потерял. Да ничего, нагоним кровушку. К себе возьму, у себя в избе лечить буду.
— Нет у нас, княгиня, больше князя, нет дружины.
Данила Белозерец понуро стоял перед Ксенией.
— Каждому свое. Есть у нас теперь княжна Мария. Будет и дружина, да не тебе ею ведать.
Во дворце — ближний боярин Тимофей Андреев. Вернувшегося с холма Третьяка Борисовича княгиня Ксения встретила неласково:
— Что, старый ворон, потатчик, доволен собой?
У старика слезы непроизвольно текут по щекам.
— Дозволь, княгиня, остаться в городе, пока не предадим земле тело Константина Всеволодовича?
— Мне не печаль, оставайся. Только на глазах не вертись.
Афонасий усердно трудился, скупые слезы падали на пергамент.
«В лето 6765 июля 3 на холме под городом за рекой Которослью бысть битва с татарове…»
Игумен все время помнил, что князь Василий Всеволодович упомянут в хрониках, он хотел, чтобы и о Константине осталась добрая память.
«Пошел князь Константин с воями своими и градчанами на супостаты…»
Он описывал, как тяжела была битва и как татары отступили и не вошли в город.
«Побита их многое множество, остатки же нечестивых исчезоша…»
Далее Афонасий писал, что холм покрылся трупами, пал и князь Константин.
«Была туга велика и плач велик…»
С того времени, описывал он, стали называть холм Туговой горой.
Его работе помешал приход княгини Ксении.
— Обезлюдело ярославское княжество, — начала она.
— То правда, мать княгиня, обезлюдело.
— Монастырь, чаю, не пострадал?
— Какое! — воскликнул Афонасий. Когда речь заходила о монастырской казне, он становился другим человеком, неуступчивым и прижимистым.
— Часовню на горе следовало поставить память об убиенных. Распорядится обо всем боярин Тимофей Андреев. Монастырская казна, чаю, не оскудеет.
— Но, княгиня матушка…
— Я сказала, — жестко оборвала Ксения. Заглянула через плечо, о чем пишет.
— Своим скудным умом хочу поведать о битве, — поспешно сказал Афонасий, стараясь прикрыть рукой написанное.
— Битва! Много таких битв. Вон холопи дубьем бились, глотки давили. У них и деревня-то — Душилово. И эти битвы станешь описывать? Дай мне — на досуге прочту.
Не хотелось давать Ксении из сердца вырванное, знал ее неприязнь к Константину Всеволодовичу, но как ослушаешься?
Спустя немного времени встретил ее, долго с мольбой смотрел, ловил ее взгляд — отворачивалась, о свитках словно забыла. Догадался: не вернет.
Был он робок, боязлив и не решался восстановить написанное.
Но молва народная шла, ширилась. Воспевали воинов, простой люд, вышедших на битву против всесильных татар и не пустивших их в город.
1981–1982 гг.
О повести В. Ф. Московкина «Тугова гора»
Повесть ярославского писателя В. Ф. Московкина. «Тугова гора» посвящена одному из героических и в то же время трагических эпизодов борьбы русского народа против кровавого монголо-татарского ига. В XIII веке на Русь, которая вследствие феодальной раздробленности и междоусобных княжеских войн была ослаблена в военном отношении и оказалась беззащитной перед внешней опасностью, обрушилось страшное бедствие — нашествие монголо-татар. Особенно сильному погрому подверглась Северо-Восточная Русь. Урон, причиненный завоевателями русским землям, особенно наглядно виден на примере Рязанского княжества, которое первым приняло на себя удар татаро-монгольской армии. Рязанский летописец нарисовал страшную картину погрома своей земли: «Погибе град и земля Рязанская… и не бе что в ней видети, токмо дым, и земля, и пепел». Столица княжества— Рязань была разрушена и сожжена, население перебито, ценности разграблены. Были разрушены дотла и другие рязанские города. Огромный, трудно восполнимый урон был нанесен и Владимирскому княжеству: была сожжена Москва, ее жители и жители окрестных сел истреблены, разграблена Коломна, разграблен и сожжен Суздаль. Столица Северо-Восточной Руси — Владимир подвергся зверскому разрушению, его население было частью перебито, частью угнано в плен. В результате февральских походов 1238 года монголо-татарами были разрушены русские города на огромной территории — от средней Волги до Твери. Ростов, взятый без боя, пострадал меньше других городов, не пострадал, по-видимому, и Углич. Летопись ничего не сообщает о разгроме Ярославля, но из археологических раскопок видно, что он был сильно разрушен и в течение долгого времени не мог оправиться.