– Да вот еще…
– Чего?
– Бабы в селе говорят, будто к банде Бербешкина ты прибился и с ними теперь промышляешь…
– Я? С бандитом? Совсем ошалели?
– Да то ж не они, а этот чекист, Рожкалнс. У Клавки у Семеновой корову со двора свели, она жаловаться пошла, а чекист ей и сказал – мол, украл Бербешкин, а Антонов ему помогает, потому ищи ветра в поле…
– Брехло, – сплюнул под ноги Антонов. – Ну ладно, с этим мы разберемся… А пока, – с этими словами он снова жарко прильнул к своей подруге. Ноги под ними подкосились, и оба упали, жестоко хрустя ветками, на сырую лесную землю…
Воспользовавшись замешательством, Никита сначала потихоньку, на мягких лапах, выбрался из чащи, а уж потом припустил во весь опор до дедова дома. Желание плотской любви пропало начисто. В голове раскаленным гвоздем сидела одна мысль – надо во что бы то ни стало предотвратить восстание. От мыслей о том, что в ходе его погибнет по всей Тамбовской губернии свыше ста тысяч человек, что следствием его станут первые советские концлагеря и здесь впервые в истории страны государство применит против своих же граждан химическое оружие, у Никиты холодело внутри. И вот сейчас, он – очевидец, он на пороге этих трагических событий. Надо сделать все, чтобы повернуть вспять течение реки времени. Уж ему-то – человеку просвещенного XXI века – это точно удастся. Если, конечно, все, что он видит и в чем принимает участие – не сон…
Опрометью прибежав к дому деда, он увидел возле ворот нескольких привязанных коней – значит, в доме был народ. Подбежал к двери, дернул что было сил за ручку – заперто. Постучал, дернул еще раз – то же самое. Подбежал к окну, всмотрелся в силуэты в светлице – люди внутри о чем-то разговаривали, слышался голос деда. Содержание разговора было не разобрать, но сейчас не до этого… Постучал в окно. На время голоса в избе затихли. Дед на цыпочках подошел к окну и посмотрел с обратной стороны. Увидев внука, выдохнул с облегчением:
– Чего тебе?
– Дед, открой, поговорить надо!
– Потом поговорим, люди у меня.
– Да открой же, это важно!
– Погоди…
Пару минут спустя дверь в избу отворилась, изнутри стали выходить люди – Квасцов с сыном, еще мужики, соседи.
– Дед, хлеб надо сдать…
– Надо – сдадим, – отмахнулся дед. Никита стал говорить громче, ведь слова его были важны:
– Я серьезно! Надо сдать хлеб!
– Ты чего разорался?! Без тебя знаем, чего делать. Не для того мы спину гнули да засуху терпели, у детишек не лишний кусок отымали, чтоб сейчас этим чужеедам отдавать!
– Так постреляют же заложников!
– Не постреляют!
– А ну как, постреляют?!
– Побоятся. Нас вон сколько, а их человек пять. Мы их враз того!..
– Чего того?
– Шапками закидаем.
– Много вы закидываете… – опустил голову Никита.
– Чего это ты? Чего удумал-то?
– Это вы тут все чего-то удумали, причем нехорошее. И кончится все очень плохо, если сейчас хлеб не сдать.
– А сдать – с голоду передохнем.
– Не передохнем! Власть поможет, как-нибудь протянем зиму-то. А так – жертвы будут, и очень большие!
Мужики смотрели на него с опасением.
– Ладно, – махнул рукой дед. – Сдадим хлеб.
Внимание мужиков переключилось на него.
– Как же это, Степаныч? Как сдадим? А самим?
Тот в ответ махнул рукой и как-то заговорщицки подмигнул:
– Сдадим, только вот ангар отпереть надо, он у меня на засове, кто бы подмогнул? Никитка, может ты?
– Пойдем.
Когда подошли к ангару на заднем дворе – будучи ребенком и бывая у деда в гостях, Никита всегда видел этот ангар пустым, все хотел спросить у деда, для чего он предназначен, да вот все как-то было недосуг, – Никита первым стал двигать засов. И правда, тяжелый оказался. Только он хотел было обернуться, чтоб попросить о помощи кого-нибудь из крепких ребят, как… что-то тяжелое опустилось на его затылок. Слабость во всем теле, крепки руки деда, несущие его куда-то, звук его родного голоса:
– Пущай пока тут полежит, а то не натворил бы делов!
А потом – глубокий сон на несколько часов…
Очнулся он, когда начало смеркаться. Едва порозовела линия горизонта, и солнце ударило в утлое окошко избы тем предвечерним, ярким, тяжелым светом, каким обычно бьет в этот час – как глаза Никиты открылись. Он смутно помнил все, что происходило накануне, но в том, что все это происходит с ним, уже не сомневался – от удара жутко болела голова, и это было доказательством реальности происходящего. Юноша встал на ноги- немного штормило. Надо было выбираться отсюда, чтобы сообщить людям страшную весть о том, что их ждет.