Инга, сидевшая у него за спиной, вполголоса спросила:
– Послушай, он правду говорит? Москва уже все знает?
Никита отрицательно помотал головой. Он подумал, что, говоря о роли Москвы, Шлихтер явно блефует – никто из центра не стал бы здесь проводить разведку боем и рисковать жизнями сотрудников губернской власти. Наверняка, местный царек решил проявить инициативу… Что ж, и ее накажут. Кто-то из крестьян подошел к Шлихтеру и одним ударом – без единого выстрела – сбил его с лошади и принялся зверски избивать, при этом рыча и роняя слюну на свою жертву, которая, по неопытности, сразу выронила пистолет. Остальные стояли и смотрели, включая Никиту – вмешаться сейчас означало лишить себя жизни. Почему же стояли товарищи побиваемого еврея? Да потому же, почему и Никита не раз хватался за голову в продолжение последних дней – они никогда не видели такой картины. Никогда на их глазах народ, хоть и замеченный в бесчеловечной жестокости в ходе Гражданской войны, не проявлял ее с такой звериной кровожадностью – они смотрели на жертвы уже не как на людей, а как на мясо.
– Прекратиииить! – вскричал один из всадников и выстрелил в воздух. Это с одной стороны, спасло жизнь Шлихтеру – толпа диких крестьян сразу переключилась на весь отряд и забыла его, оставив лежать полуживого в луже крови. А с другой – положило конец всему отряду. Бойцы, не профессиональные красноармейцы, а комиссары, привыкшие стрелять в мирное население, которое никогда не оказывало им сопротивления, еще произвели несколько глухих выстрелов, но вскоре уже все валялись на земле в беспочвенных попытках дать отпор крестьянам, которые с живых с них срывали куски мяса и пихали их в рот… Инга вскрикнула, Никита лишь прижал ее лицо к своему плечу, стараясь заглушить тот ужас, что творился на ее глазах…
В обстановке кровавой сумятицы Никита пробрался к еле живому Шлихтеру и вытащил его за собой. Уложив его пластом на коня, он опрометью бросился в сторону Тамбова.
На подъезде к губернии Шлихтер пришел в себя:
– Кто Вы и куда меня везете?
– Не беспокойтесь, я везу Вас в Тамбов.
– А если и там повстанцы?
– Робкий Вы какой-то для комиссара. Нет их там и не будет, не беспокойтесь.
– Послушайте, но что с ними?
– Что Вы имеете в виду?
– Почему они ведут себя подобным образом?
– Боюсь, что этому существует только одно объяснение… Они уже не люди…
– А кто?
– Зомби.
– Кто, простите?
Никита снисходительно посмотрел на собеседника – человеку из начала ХХ века сложно было знать лексическое значение этого слова, которое, по мнению юноши, как нельзя лучше подходило к ситуации.
Глава десятая – о том, какие люди, случается, делают историю
Прибыв в Тамбов, Никита спешно сдал еле живого Шлихтера советским властям. Дальнейшее решение необходимо было принимать вместе, и потому Инга убедила Никиту дождаться выздоровления главы губисполкома, чтобы добиться хоть какой-то реакции от официального Тамбова. Никита согласился, потому что, положа руку на сердце, и сам не знал, что делать и каким путем идти дальше. Одному ехать в Москву значило тратить время впустую – не поверят. Тем более, что заместитель Шлихтера Мищеряков сообщил ему, что в Москву неоднократно телеграфировали о начавшемся мятеже. И только получив «молчаливый» ответ, Шлихтер решил сам выдвинуться на его подавление во главе карательного отряда.
Искать выход из сложившейся ситуации надо было сообща, и потому решили дожидаться выздоровления Шлихтера – тем более, что Никита знал, что Тамбову опасность не угрожает. За деда он не беспокоился – понимал, что до Ростова путь неблизкий, и пока у него еще есть время сказаться пребывающим в дороге.
Они с Ингой поселились в гостинице – бывшем купеческом доме, обставленном теперь по последнему слову для партийного начальства. За те несколько дней, что Шлихтер отлеживался в местном госпитале, им удалось отдохнуть и немного привести в порядок мысли и чувства после тех испытаний, что выпали на их долю на Тамбовщине. Утром они спали до обеда, потом перекусывали и шли гулять до позднего вечера. Иногда ходили в кино или в театр – в общем, вели практически ту жизнь, к какой Инга привыкла и в XXI веке. Никита наслаждался обществом любимой девушки, но и о деле не забывал.