Впрочем, грусть отняла сравнительно немного времени – диплом сам себя не напишет, как сказал бы американец. Погрузившись в архивные изыскания и историческую литературу, Никита снова увидел перед собой маршала Тухачевского, железной рукой наводящего порядок в стране, охваченной огнем Гражданской войны, его соратников и боевых товарищей – Фрунзе, Антонова-Овсеенко, Ленина, Ворошилова… Когда решил прерваться и взглянуть на часы – была уже полночь. И только встал со стула, чтобы отправиться за чаем в преддверии второй схватки с мятежными тамбовскими крестьянами, как звук входящего сообщения социальной сети заставил его буквально прирасти к монитору. Чай не потребовался – сон как рукой сняло.
Ему писал товарищ по вузу, Игорь Асеев. Он был, что называется, из числа «мажоров», типичный представитель золотой молодежи, и потому посещал клубы и прочие пафосные места не реже, а то и чаще, чем Инга.
«Привет, старик. Чем занят?»
«Как всегда, наука».
«Извини, что отвлекаю. Вообще не хотел тебе писать, но думаю тебе будет интересно…»
То, что увидел Никита далее, повергло его в шок. Инга, его Инга сидела в ресторане рядом с каким-то солидным дядькой в годах, причем периодически держа его за руку и улыбаясь. Но не просто, а так, как улыбаются влюбленные, причем давно и основательно. Он хорошо знал, что в ее исполнении значит эта улыбка. И потому очень скоро все стало на места – и ее молчание и неявка вечером на парковку. Только ему от этого было ох как не приятно.
«С кем это она?» – не унимался Игорь.
«С отцом», – соврал Никита, не желая признавать своего поражения более пожилому сопернику (мужская гордость у него тоже присутствовала!).
«Ааа, понятно. Ну приятного вечера тебе».
«Взаимно».
Никита еще долго сидел в кресле, не в силах шевельнуться. В голове и душе его происходило невесть что. Любовь кипела, бурлила, отдавала ненавистью, мысли о самоубийстве – как часто бывает в столь нежном возрасте- перемежались с мыслью о чужой крови, проливаемой во имя любви… Потом он силой воли останавливал этот поток мыслей! Но в такие минуты голова оказывалась пустой, словно чан – ничто не лезло в нее взамен навязчивой идеи формата «любовь – ревность». Как назло, невозможно было сосредоточиться ни на чем, кроме ужасной пощечины, нанесенной тем, кого так любишь…
Его хватило только на то, чтобы написать ей (в вялой надежде на то, что может быть, это ее старый знакомый и все еще обойдется): «С кем ты сейчас? Кто он?»
Надежда не оправдалась. Она всю ночь обдумывала слова, которые, по ее мнению, смогли бы амортизировать для него удар судьбы – а тут подвернулся случай, что молчание было даже более выгодным, чем какие бы то ни было объяснения.
«Раз ты все знаешь, извини. Нам с тобой не по дороге, мы слишком разные. И лучше не пиши мне больше. Так будет лучше для всех. Спасибо за все и прощай».
Он еще успел написать ей в ответ: «Может, останемся друзьями?» и даже получить от нее: «Не думаю, что это хорошая идея». А вот следующее сообщение вернулось с отчетом «Не доставлено». Он позвонил ей. Короткие гудки. Это могло означать только одно – она внесла его номер в черный список. Можно было попробовать поменять номер, но это ничего бы не изменило по сути – и второй номер, и третий, и десятый разделили бы судьбу первого.
Молчание! Как оно ужасно, как оно ранит, когда исходит от того, кого действительно любишь. Нет оскорбления более тяжкого, чем молчание. И нет кинжала более острого, чем руки, спрятанные за спиной. Ведь оскорбление, как и удар кинжала может означать любое кипучее чувство, питаемое к Вам человеком – любовь или ненависть, в зависимости от обстоятельств. А молчание означает безразличие.
До утра Никита не спал, а утром, еле живой от усталости и обиды, стоял в кабинете декана.
– Что значит – академический отпуск? Зачем? В канун диплома?
– По семейным обстоятельствам, – бормотал Никита себе под нос. Отличник производил впечатление нерадивого двоечника.
– Да какие еще обстоятельства?! – недоумевал Вадим Дмитриевич. – С ума совсем сошел? Мы комиссию собрали, будут люди из Министерства и все – ради твоей работы, которая так важна для науки и уже анонсирована в ряде наших научных журналов! И тут у него появляются какие-то обстоятельства! Да ты что?!
– У меня правда серьезная причина, Вадим Дмитриевич, иначе я не стал бы беспокоить Вас…
– Что ж, – после пятиминутного молчания тяжело вздохнул декан. – Нет у меня времени с тобой нянчиться! Не хочешь – как хочешь. Учти, что в следующем году такой защиты у тебя не будет, – зло отрезал он и подписал заявление.