– Товарищи, – говорил Шлихтер, восседая за столом с перевязанной головой. – Положение в губернии достигло критических масштабов. Мало того, что погибло несколько продотрядов, а также истреблены все до единого сотрудники советских органов и организаций на территории уездов, захваченных антоновцами, так мы еще и потеряли целый карательный отряд. Это говорит о том, что и численность мятежников, и их боевой дух способны нанести куда более существенный урон Советской власти, чем сейчас мы склонны думать.
– Боевой дух? – вскинул брови Павлов. – Что Вы имеете в виду, Александр Григорьевич?
– А то, Александр Васильевич, что речь идет не об обыкновенных крестьянах, вооруженных захваченным у белочехов арсеналом. Они перебили весь мой отряд без единого выстрела!
– Это как?! – Павлов, опытный кадровый военный, бывший командующий Дивизией особого назначения, не верил своему товарищу по партии. Ему казалось, что у того от страха – из-за недостатка опыта боевых действий – немного помутилось сознание.
– А вот так. Они буквально рвали нас на части и… – Шлихтер задумался. Он видел и сейчас вспомнил, что некоторых его товарищей ели прямо не отходя от места сражения, но говорить об этом не решился – у Павлова и так закрались сомнения в его нормальности, так что сейчас было не до выяснения отношений. Он посмотрел на Никиту. Юноша понял, почему тот не рассказывает всей правды, и решил его поддержать.
– Александр Григорьевич прав, – сказал он, – все так и было. Я видел это своими глазами.
– Почему же Вы, если все видели, не вмешались и не пресекли насилие взбесившейся толпы? – бросил реплику все тот же Павлов. Теперь на смену подозрениям в отклонениях пришли подозрения в крамоле.
– Извините, Александр Васильевич, но если бы этот молодой человек принял предложенный Вами вариант действий, то ни он, ни я не сидели бы сейчас здесь, – отрезал Шлихтер, – а все здесь присутствующие по-прежнему полагали бы, что речь идет всего лишь о нескольких локальных вспышках.
– А о чем, по-Вашему, идет речь? – не унимался вояка.
– О спланированном, хорошо подготовленном и тщательно организованном всесторонне восстании огромного количества народных масс! Которое задавить не получится не просто несколькими отрядами, а уже и дивизией!
Слова председателя губисполкома прибили Павлова к стенке. Он опустил глаза. Слово взял заместитель Шлихтера, Мищеряков.
– Что же делать?
– Владимир Николаевич, когда Вы последний раз связывались с Москвой по поводу ситуации в уездах?
– Неделю тому. Владимир Ильич велел держать ситуацию на контроле и обещал помочь, но пока, увы…
– А кто еще в Москве знает о ситуации?
– Да все знают! Сам главковерх Каменев обещал прислать несколько вооруженных подразделений!
– И что?
– Сами видите…
– О ситуации со мной докладывали?
– Нет, не успел. Мне казалось, что сейчас еще не время…
– Правильно сделали. Я сам доложу.
– Может не надо? – поднял голос Павлов.
– В каком смысле? Почему?
– А почему, по-Вашему, Владимир Ильич, зная о ситуации, не присылает нам никакой военной продержки? Почему Каменев этого не делает?
– Да потому что идет война! Военные кадры нужны в местах боевых действий, не до конца разбит белочех, продолжается польская интервенция, борьба с войсками Врангеля и Деникина…
– И почему-то, несмотря на это, он отправляет Фрунзе во главе чуть ли не целой армии разбить куда более малочисленный отрядик Махно на юго-востоке Украины. Почему-то Махно, который далеко от России и уже давно не представляет никакой военной опасности, привлекает внимание Ленина, а Антонов, фактически захвативший стратегическую для РСФСР губернию, нет! Как Вы думаете, почему такое?
Шлихтер понимал, что тот хочет сказать, но молчал.
– А потому, что власть в Москве ждет от нас с Вами решительных действий по подавлению восстания. От нас и больше ни от кого!
– Что же будет, если мы не справимся?
– Тогда справятся с нами!
Слова Павлова были настолько правдивы, что прозвучали суровым и громогласным приговором всей советской властной системе в этих стенах. Даже закостенелая коммунистка Инга вздрогнула и стала внимательно вслушиваться в повисшую тишину – слова опытного военного показались ей правдой. Вскоре Шлихтер нарушил эту тишину.
– И потому Вы предлагаете по-прежнему врать, втирать очки и говорить, что мы и сами со всем справимся?! Так, что ли?!