О «доброте» председателя ВЧК ходили легенды. Старые чекисты, работавшие еще при нем, рассказывали (это Никита лично прочитал в одном из государственных архивов): «Помню, поймали нескольких подозрительных типов – и в ЧК. Сажают на скамейку, во дворе автомобильный мотор на всю катушку, чтобы прохожие выстрелов не слышали. Подходит комиссар: ты, падла, будешь сознаваться? Рраз пулю в брюхо! Спрашивают у других: у вас, падлы, есть в чем сознаться советской власти? Те на колени… Рассказывали даже то, чего не было. А обыски как проводили! Подъезжаем к дому на Тверском бульваре. Ночь. Окружаем. И все по квартирам… Все ценности в контору, буржуев в подвал на Лубянку!.. Вот это была работа! А что Дзержинский? Он и сам расстреливал».
В 1918 году отряды чекистов состояли из матросов и латышей. Один такой матрос вошел в кабинет председателя пьяным. Тот сделал замечание, матрос в ответ обложил матом. Дзержинский выхватил револьвер и, уложив несколькими выстрелами матроса на месте, тут же сам упал в эпилептическом припадке – от злости.
В архивах Никита откопал протокол одного из первых заседаний ВЧК от 26 февраля 1918 года: «Слушали – о поступке т. Дзержинского. Постановили: ответственность за поступок несет сам и он один, Дзержинский. Впредь же все решения вопросов о расстрелах решаются в ВЧК, причем решения считаются положительными при половинном составе членов комиссии, а не персонально, как это имело место при поступке Дзержинского».
– Повторяю, Владимир Ильич, все от руководства зависит!
– Даа, – протянул Ленин. – Слышите, товарищ Шлихтер, что товарищи говорят?! Ну и как нам не прислушиваться к своим однопартийцам?
Шлихтер сидел ни жив-ни мертв. Никита понимал, что Павлов оказался прав и сражение проиграно, и тоже молчал.
– Однако же, что с ним разговаривать, – вполголоса сказал Антонов-Овсеенко. Никита посмотрел на него – худощавый, в пенсне, с огромной шевелюрой, именно он в 1917 году объявил об аресте Временного правительства, и именно он со дня на день будет на Тамбовщине, а уже спустя некоторое время устроит на ее территории первые концлагеря – то, о чем говорил профессор в памятной для Никиты лекции, с которой началась вся эта заваруха. – Надо срочно снарядить в Тамбов спецкомиссию из нас с вами, которая сама на месте должна во всем разобраться и решить, какими методами и в какой последовательности действовать. А Шлихтера с работы снять!
Этим все могло и кончиться, если бы не Дзержинский:
– А вот этого товарища, – он указал на Никиту, – мы еще в ВЧК как следует проработаем…
Когда Никиту под белы рученьки вели по коридору Лубянской площади, он думал только об одном: все эти ограниченные, помешанные на жестокости люди не способны управлять страной ни минуты! Так кто же управляет ею? Ленин? Один? Возможно, но тогда зачем они ему? Зачем он проводит совещание, исследует их мнения, делает вид, что прислушивается к ним?..
Не потому ли, что он, как и Никита, понимает значение исторической науки, а также то, что когда-то – на том свете или на этом – придется отвечать за сотворенное тобой зло. И чтобы можно было не просто свалить на кого-то свою вину, а обоснованно разделить ее с теми кровожадными существами, которые, хоть и не роняли слюны под ноги, а не уступали антоновским зомби.
Глава одиннадцатая – о Михаиле Николаевиче Тухачевском
Однако, Никиту продержали в лубянских застенках недолго – всего трое суток. Этого хватило, чтобы Антонов-Овсеенко съездил в Тамбов и воочию убедился в правдивости рассказа молодого человека. На третьи сутки Никиту вызвал к себе Дзержинский.
– Сейчас Вы будете освобождены… Ваш рассказ подтвердился… – кашляя и стараясь не смотреть на собеседника из чувства испытываемого им глубочайшего презрения, говорил «железный Феликс». – Так вот сразу по освобождении отправляйтесь в Главное управление РККА, Вас проводят… Там найдите командарма Тухачевского. Владимир Ильич решил направить его в Тамбов. Введите его в курс дела. Дальше ориентируйтесь по ситуации.
Выйдя из огромного здания, мимо которого раньше – а вернее, позже он много раз проезжал в Москве, – Никита не увидел никого, кто должен был сопроводить его в ГУ РККА. И только Инга стояла у ворот, с ног до головы облаченная в ужасное кожаное обмундирование красных комиссаров.
– Ты как здесь? – обрадовался юноша.
– Феликс Эдмундович говорил тебе, что тебе надлежит следовать в Управление РККА? Вот, а дороги ты не знаешь. Для этого я и здесь.