– Минуточку! Что ты хочешь сказать?
– А то, что сделано это было для отвода глаз и для одной Тамбовской губернии. Чтобы приманить непослушных крестьян. Как же это так, Михаил Николаевич? Они же не их, они же Вас обманули…
Тухачевский встал и нервно заходил по комнате. Студент исторического факультета Никита Савонин и в помине не читал никаких газет ни эту неделю, ни предыдущую – он и без них знал, что высшее руководство большевиков пошло на хитрость. Оно отменило продразверстку, но ничего никому не сообщило кроме мятежной области. Мол, сдадутся – хорошо, вернем разверстку назад. Нет – не будем метать бисер. Автор проекта постановления, председатель ВСНХ Рыков, думал Никита, вспомнит об этой своей хитрости да и вообще обо многих еврейских выходках (чего ждать от представителей этой нации?), на поводу у которых шел, будучи даже потом – после смерти Ленина – председатель Совнаркома, когда в 1936 году – уже совсем скоро – его поставят к стенке те, чье светлое будущее он оберегал подобным иезуитством…
А пока Тухачевский побагровел и ускорил шаг, измеряя комнату шагами.
– Нет, ну надо же! Ну существуют какие-то хитрости ведения боя, но хитрости по отношению к мирному народу. Сказать и не сделать?! Так даже царь себя не вел!
– Услышат, Михаил Николаевич.
– Да плевать я хотел на твоего Ягоду, тоже мне авторитет! Кого Ленин послушает – его, крысу канцелярскую или меня, героя войны? Мерзавцы! Приеду в Москву – сам со всеми разберусь. Нет! Я сообщу Фрунзе об их подлости! Завтра же!
Внезапно дверь кабинета распахнулась – измышления командарма были прерваны. На пороге стоял еле живой Афанасий.
– Это что еще такое?! – взревел Тухачевский. – Почему без доклада?!
– Не волнуйтесь, Михаил Николаевич. Это мой, из лагеря. Афанасий, что случилось?
– Поедемте скорее, товарищи. Там… там…
– Да что там? Ты можешь толком объяснить?!
– Началось!
Этого слова для обоих присутствующих было достаточно, чтобы пулей вылететь из штаба. Они прыгнули в служебный автомобиль Тухачевского и полетели в лагерь. По распоряжению командующего за ними последовала рота охраны – тоже на автомобилях.
Приехали, к счастью для себя и к несчастью для тех, кто охранял периметр, поздно. Двери барака были вышиблены, колючка по периметру местами порвана. На обрывках проволоки висели тела – вернее, остатки тел. Такое Никита уже видел в Кирсанове и в Тамбовском уезде, когда спас из подобной переделки бедолагу Шлихтера. Барак был пуст. И весь персонал – и солдаты из охранных подразделений, и врачи, и повара были буквально изорваны на куски.
– Ну и как это прикажешь понимать? – Тухачевский кипел от ярости. – Все нормализовалось? Ведут себя как в яслях? И только ты за порог – они за топор?! Так?!
Никита в недоумении смотрел на командующего.
– Сам ничего не понимаю, Михаил Николаевич. И сдались сами, и сопротивления не оказывали. И тут вдруг… И о том, что я уезжаю, никто не знал, да и что изменилось бы? Что ж я ими, по-Вашему, командовал что ли?
– Не ты. А кто? Кто ими командует? Кто раздает этим полулюдям приказы?
Никита вслушался в слова будущего маршала и его осенило.
– Приказы… Команды… Это зелье, Михаил Николаевич! Отец Токмакова говорил мне, что оно действует три дня. Они сдались три дня назад, но сюда шли вооруженные до зубов. Значит, готовился бой. Значит, перед боем они снова его напились. Потом их стало отпускать, а когда вышел срок – им надо заправиться по-новой. Понимаете, ломка?
– Как у морфинистов, что ли?
– Вроде того. И они в поисках лекарства способны убить. Это и случилось. Виноват, Михаил Николаевич, не учел. Проморгал.
Тухачевский махнул рукой и отправился в штаб, собирать медицинские бумаги.
– Постойте, товарищ командарм… Я виноват, ошибся…
– Да что стоит твоя ошибка?! – заорал Тухачевский. – Ну в следующий раз мы это учтем, приставим к ним полк охраны, да целую дивизию, чего там! А толку? Они и их перебьют! Перебьют начисто! Потому засунь свои наблюдения…
– А что делать?
– Врачебные бумаги в штабе?
– Так точно. В штабе.
Вместе с Тухачевским они вернулись в залитый кровью штаб – по счастью, у зомби не хватило ума уничтожить врачебные записи. Афанасий по приказу командиров руководил очисткой территории от трупов, а Никита и Тухачевский стали изучать записи докторов. Никита в этом совершенно не разбирался, а опытный боевой офицер Тухачевский уже спустя час нашел, что искал. Сделав находку, он встал со стула и подошел к раскрытому настежь окну. Вдохнув ночного летнего воздуха, он закурил и изрек: