– Кто?
– Да красные.
– Да ну тебя?!
– Вот тебе и ну – на форму-то погляди!
По форме это действительно были красноармейцы. Вот только эти противогазы – к чему бы они здесь?..
Вошли в первый двор.
– Хозяева есть? – чтобы собеседник услышал бойца сквозь противогаз, тому приходилось несколько повышать голос. Другие стягивали с лиц резиновые намордники, чтобы глотнуть свежего воздуха – все же в противогазе это было затруднительно.
– Ну мы хозяева.
При ближайшем рассмотрении было видно, что у каждого из бойцов позади по два баллона на спине – один обеспечивал подачу кислорода в гофрированный шланг противогаза, а другой вел к железной трубке, которую каждый из солдат сжимал в руках как штык-нож на полях сражений.
– Фамилия?
– Андроновы.
– Есть кто из банды Антонова?
– Нету.
Взглянули в принесенные с собой документы, сверили – убедились. Пошли дальше. В следующем дворе ситуация повторилась.
– Есть кто у антоновцев?
– Нету.
Тоже верно.
Но вот дальше пошли дела намного интереснее… В третьем дворе состоялся примерно такой диалог:
– Есть кто из банды Антонова?
– Не банды, а армии.
– Согласно мнению ВЦИК, это банда. Армия у нас одна – Красная, и ее бойцы перед тобой стоят, шельма. А-ну, говори, кто у тебя в антоновцах ходит? – разошелся самый буйный в противогазе, видимо, комиссар.
– Ну есть. Сын, Игнатий. А тебе чего?
– А того, что ты обязан раскрыть его местонахождение. Где он сейчас?
– Откуда я знаю? В лесах, должно. Да и вы бы не переживали, товарищи бойцы – очень скоро они и до вашего Козлова доберутся, и до самого Тамбова.
– Ну уж это нет. Никогда этого не будет.
– Хе! Это почему же?
– А потому что согласно директиве каждого, кто будет заподозрен в связях с бандитами, мы обязаны к стенке прислонить. Вот с тебя и начнем. Раз сына отказываешься, выдать, становись… Митрохин, а-ну, отведи его за плетень.
Тут баба – его жена – кинулась наперерез солдатам, уже схватившим под руки мужа – кормильца.
– Чего делаете-то? За что? Он-то причем?
– А притом, что декрет ВЦИК был напечатан и потому обязателен для всех, а обсуждать его тут с тобой никто не будет.
Мужик держался стоически – и когда вели, и когда у глухой стены сарая ставили лицом к побеленному камню.
– Ничего, – ворчал он, – вот воротятся антоновцы, за всех отомстят. На то ваша чужеедная скотская натура такова, чтоб крестьянина мучить и в хвост, и в гриву. Айда, стреляй!..
Дважды просить не пришлось – короткий залп из нескольких маузеров враз прикончил мужика. Наблюдавшая из-за плетня баба его ни словом, ни звуком не показала своего смущения или несогласия – не принято было в такие минуты у русских крестьян голосить. А только потом утянули труп мужика за руки, чтоб обмыть да похоронить по-человечески…
Пришли в другой двор. Уже увереннее, наглее – первая кровь, как часто бывает, развязала руки.
– По нашим сведениям, у тебя трое сыновей и брат в банде. А сам почему не пошел?
– Потому как не ходячий я, – перед солдатами стоял человек на костылях. – Я свое с Врангелем отвоевал в Гражданскую. Не до войны мне теперь, родненькие…
– Не родненькие мы тебе! Ишь чего удумал, вражина! Ты враг внутренний, от тебя, как товарищ Ленин говорит, вреда больше, чем от всех врангелей, вместе взятых. Берите его, товарищи, и в расход…
Этот, наоборот, сопротивлялся, да только жена успокаивала да увещевала, глотая слезы:
– Не надо, Коля, прими смерть достойно!
И принял – снова глухие щелчки затворов озарили тихие елатомские дворы.
А уж после нашли и то, что искали.
– Где сын?
– В лесу, с антоновцами.
Дверь из сеней отворилась. Перед красноармейцами, которые раньше никогда не видели антоновцев живьем, но были наслышаны от командования и товарищей об их звериной жестокости, впервые предстал солдат крестьянской армии. Такой же, как все – с мертвенно бледным лицом и налитыми кровью глазами, с пеной у рта и нервно и озлобленно рычащий.
Рядовые всколыхнулись, похватались за маузеры. Комиссар жестом руки одернул их и крепче сжал в руке трубку со шлангом из газового баллона.
– Фамилия?
В ответ он услышал один только рык.
– Повторно спрашиваю – фамилия?! – закричал он. – Говори, вражина, иначе согласно декрету…
Тот снова зарычал как бешеный пес и рванулся на обидчиков, когда комиссар вдруг повернул вентиль на соединительном шланге за спиной и в лицо солдату ударила мощная струя пара. Стоявшие вокруг члены его семьи закашлялись от удушливого запаха – это бал хлор, которым в годы Первой мировой травили целые дивизии. Сейчас же несчастный солдат, столкнувшись с ядовитым газом, стал корчиться в муках, кашлять, упал на колени и уткнулся лицом в землю. Мать хотела было подбежать, чтобы помочь умирающему сыну, но солдат револьвером отпугнул ее – и спас жизнь, ее хлор убил бы точно так же, неминуемо.