Стоять было неудобно: ноги скользили на мокрой лысине камня, вода неслась так близко и так быстро, что рябило в глазах и кружилась голова. Да и удочка оказалась короткой: я так и не смог подбросить приманку туда, где играли, плескались серебристые рыбки.
Перейти на другое место посоветовала мне пожилая алтайка. Верхом на коне она ехала в Артыбаш. В мягком свете солнечного утра нарядным казался её убор — красное платье, кожаная шапочка с меховой оторочкой и блестящими монистами. На луке седла, крепко прижавшись к матери, сидела маленькая девочка в чёрной плисовой курточке.
Алтайка остановила коня и окликнула меня:
— Здравствуй! Однако, что ж ты, как журавль, стоишь на одной ноге? Этак и упасть можно. А вода ой какая холодная! Шёл бы ты к ребятам, они там, за поворотом. Да и удочка у тебя мала. Будешь уезжать — дочке моей отдай!
Я угостил алтайку папиросой и пошёл вниз по реке, к узкой протоке, которая заросла с левого берега весёлой берёзовой рощицей.
У протоки стояли на камнях три мальчика и старательно хлестали удилищами. Рыба клевала. Изредка вылетали из воды челноками пёстрые хариусы, поддетые крючком, и возле берега их сейчас же подхватывали цепкие пальцы мальчишек.
Мальчишки не просто ловили рыбу — они трудились. Нелегко им было размахивать длинным и тяжёлым удилищем из пихты. Держать его приходилось обеими руками, да ещё упираться толстым концом в живот. И всё же малыши ловко бросали приманку туда, где была рыба.
А была она только у левого берега, под берёзками. Правый-то берег, где мы стояли, весь был залит ярким горным солнцем. Осторожные хариусы отлично видели нас и сюда не подплывали. А к берёзкам мой крючок не долетал.
Я даже сунулся в воду и, едва удерживаясь на быстрой струе, забрался выше колен. Но меня так обожгло холодом, что я тотчас же выскочил на берег и принялся растирать кепкой окоченевшие ноги.
За два часа я не поймал ни одной рыбки. Мальчишки стали посмеиваться: вот, мол, какой здоровый дядя, и пришёл на речку с лёгким, бамбуковым хлыстиком! Да разве тут ловят на такую, прямо сказать, пустячную снасть? И, чтобы не слышать, как смеются мальчишки, я уселся в тени, под кедром, далеко от берега.
Но даже у самых насмешливых ребят почти всегда доброе сердце. Доброе было оно и у алтайских мальчишек, которые так здорово таскали хариусов на виду у меня.
Один из них подошёл ко мне, сел рядом:
— Дядя, а у вас есть удочка?
— Есть, как видишь. — И я показал на удилище, которое не принесло мне удачи.
— Да я не про палку! Вот такая удочка есть? — И он показал на крючок.
— Есть.
— И много? У нас их не купишь.
Я достал коробочку, отыскал хороший жёлтый крючок и дал его мальчишке.
— Эх, какой ладный! — сказал он и провёл жалом по ногтю большого пальца. — А почём продаёшь?
Я сказал, что дарю крючок, денег мне не надо.
Мальчишка набычился, скосил глаза на коробочку, затем глянул в сторону своих друзей и тяжело вздохнул.
Я понял, что надо дать ещё два крючка.
Мальчишка зажал их в кулак, вскочил, поддёрнул штаны и помчался к протоке с радостным криком:
— Удочки! Во! Карабаш! Всем по одной!
Мальчишки пришли пожать мне руку. Они расселись под кедром на голубом коврике из незабудок и что-то поговорили по-своему. Потом засунули руки в сумки, мокрые от рыбы, и одарили меня по-братски хорошими хариусами из своего улова.
— Жарить не надо, уху сделайте, — посоветовал старший из ребят, худощавый и стройный, черноглазый Илдеш, который тут же разрешил называть себя по-русски Илюшкой. — А завтра приходите с длинной палкой. У Темира есть запасная, он вам даст, — показал Илюшка на мальчика в розовой майке.
У меня мелькнула догадка, что дело не только в длинной палке, и я спросил:
— А на что вы ловите? На червя?
— На букашку, на кузнечика. В тайге их много, они и в речку часто попадают. И хариусы их хватают, — сказал Илюшка. — А червяк не годится, он хорош только весной да осенью. Сейчас на него совсем клёва нет.
— Пёстрое пёрышко птицы — вот это да! — вмешался в разговор Темир. — От кедровки, от сизоворонки. Получается — как бабочка. Только мы чаще «мушку» делаем: пучок волос с головы привязал к крючку — и готово!
Илюшка весело рассмеялся:
— Однако, хариусы любят рыжих. Во всём Артыбаше нет лучше волос, чем у нашего Карабаша! — И он хлопнул по плечу мальчишку в синей полинялой рубахе, с копной русых волос на голове.