В конце августа Сват встретился с Лолитой, заручившись присутствием Антонины. Был подписан договор, началась работа. А потом, в какой-то совсем чёрный день Тоня наведалась к нему домой, почему-то в полной тишине обняла, постояла, прижавшись, и на ухо прошептала:
- Я его видела.
Сват тогда замер, едва не рухнув на ослабевших ногах. Девушка оттолкнула фотографа от себя и уже громко продолжила:
- Как же мне хочется врезать тебе, скотина ты белобрысая.
Они помолчали, а потом Тоня сказала:
- Лучше тебе не искать его, если не намерен всё вернуть.
И ушла, хлопнув дверью. В следующий раз Сват услышал её голос, когда включил местные новости по телевизору, где должен был пройти сюжет об открытии выставки, на котором он решил не появляться, хоть это и противоречило всем правилам "бомонда". Антонина была среди гостей и попала в лапы съёмочной группы. Она что-то говорила, а Сват ощущал во тьме нехорошую пустоту, какой ещё ни разу не было рядом с ним. Почему он вспомнил именно этот момент? Бехтерев наклонился и погладил собаку по шее. Фишка насторожилась. Она всегда прекрасно чувствовала настроение хозяина. И уже просчитала своим прагматичным умом, что её ждёт улица, если не что получше.
Фотограф снарядился быстро, нацепил на лабрадоршу сбрую, пристегнул поводок, привычно нашарил возле двери трость, повёл плечами и сказал в темноту:
- Мы с тобой сейчас поедем слушать сахар и говорить булавки, лохматость. Ты довольна? Я уже вызвал такси.
Услышав заветное слово, Фишка раза в три весомее зашагала по подъездной лестнице, когда они вышли из квартиры. Поводырь любила кататься на машинах, а больше всего - на такси. Чем её привлекали эти автомобили, Сват имел подозрение, но предпочитал думать, что его собака - существо романтическое и с этакой лёгкой странностью. Или её всё-таки привлекало именно обилие разных запахов? Тогда его собака - та ещё нюхоманка. Сват вскользь усмехнулся и снова закаменел лицом. Лязгнула железная дверь подъезда и в лицо ударила волна морозного воздуха. Бехтерев уже хотел шагнуть вперёд, когда Фишка уверенно остановила его, сообщая, что впереди препятствие. Сват недоумённо нахмурился, собака знала подъезд как шерстинки на своём хвосте. Фотограф осторожно начал прощупывать пространство перед собой тростью и уже через пару секунд понял, что собака обеспокоилась не зря. Ночью определённо выпал снег, а местные дворники не удосужились даже тропинку расчистить к обеду. И теперь ступеньки парадной представляли из себя плотно утоптанную снежную горку.
Благополучно спустившись с крыльца, Бехтерев медленно побрёл за успокоившейся собакой по тропе, проложенной в снегу соседями. И уже через минуту они оказались возле машины, о чём Свату рассказали запахи нагретого металла, машинного масла и привычного шоколадного ароматизатора для салона. Мишкин голос бодро поприветствовал:
- Утро доброе, Святослав Львович.
- И вам не хворать, Михаил, - ответил Бехтерев, нащупал рычаг и распахнул дверцу. Фишка пробралась в салон первой, а Сват последовал за ней. Он всегда заказывал одну и ту же машину в одной и той же конторе автоперевозок. Ему пошли навстречу даже в том, чтобы водитель всегда был один и тот же, что хоть как-то грело Свата - мир не без добрых людей.
Назвав пункт назначения, Бехтерев задумался. Почему ему вдруг так захотелось попасть на эту выставку? Ведь уже вторая неделя пошла, как экспозиция заработала, а его только сейчас дёрнуло поехать в галерею. При одной мысли о выставке Свата начало мучить неизбывное чувство неотвратимости. Это ведь именно Стёпа сделал первый шаг на пути Свата к странным изменениям в жизни фотографа. Это была его идея, студента, его напор, его руками отобранные первые фотографии... Не слова, а действие, пусть маленькое, в тот момент глупое, но запустившее в итоге механизм в душе Бехтерева.