6 января
Я увидел на маме крестик.
– Что это?
– Крест, – ответила она и гордо поправила свой крестик.
– Когда Вы начали его носить?
– Как комсомолкою стала.
– Когда же именно?
– Как Гриша не стал комсомолом.
– Нехорошо-с… Коммуниста же женим.
– Пускай попросит своего партейного попа, можэ, и ему разогрешат носить крест.
– На Вас, мам, надо влиять.
– На меня уже не раз Гриша влиял после пьяного ужина.
– И что?
– Ничего.
– Ну, Бога же нет.
– Есть.
– Видели?
– Мы, грешные, не достойны его видеть.
И моё влияние оборвалось.
Вошёл Дмитрий. Стал считать гостей. Насчитал двадцать душ.
– Значит, – говорит Дмитрий, – берём тридцать пять бутылок чудила.[23] Еду на заводской машине в Воронеж. В кузове два пустых ящика.
8 января
Холодно. Рано пришла Татьяна, тётя Лидуни.
– Я, – говорит маме, – принесла вам, сваха, сетку капусты свежей от наших. Принесла и трёхлитровку квашеной. Для Мити.
– Ну, сваха, – улыбается мама, – какие у вас новости?
– У! Новостёшек полна коробушка. Позавчера Митя привёз к себе Лидушкино приданое. А вчера, по рассказам Лиды, прибегала жена директора маслозавода. Смотрела постелю молодой. Всеюшку перевернула! Ей всё скажи да покажи, да дай потрогать! Всё качала головой да причмокивала. А ещё называется – жена директора. Бесстыжуха. Лида не знала куда со стыда и деться… И ещё довеска… Вчера наша Лидуша должна была быть в смене в двадцать три. Уснули молодые. Проснулись в два. Не пошла, раз из лаборатории никто не прибегал звать.
Мама, мать Лиды и тётка хлопочут у плиты.
Я в прислужках. Помогаю им.
Какая тут учёба!
Неудобно сидеть со своими учебниками. За свадебными хлопотами я тут совсем не готовился к экзаменам. Надеюсь, подготовлюсь в сессию. Вызывали нас к четвёртому. Десятого экзамен по русской журналистике.
Сваха Таня вертит ручку мясорубки. Распарилась.
– Я отвечаю за котлеты… Говорят, Митя похудел. Конечно, похудеешь. Он же расстраивается!.. Надо в мясо побольше булок. А то накинутся быстро на котлеты, если будут только из мяса.
Гриши прибивает у молодых карнизы над окнами.
– Приглашали соседа Михаила Давыдова на вечер. Он кротко так отказался:
– Не могу пойти. Пьяный в дупло я плохой. А я так уважаю Дмитрия… Я не могу омрачить его счастье.
9 января
Жених перед свадьбой: Чувствую себя как швед, приближающийся к Полтаве
Вечереет. Жених бреется.
Лидина мать весь день помогала нашей маме. Спрашивает Дмитрия:
– При́дешь с Лидой за нами, Митя?
– Это обязательно?
– Даже. Без присоглашения молодых мы с дедом Тихоном не придём.
– Ладно. Приду.
Побрившись, Дмитрий садится за стол и начинает жадно уплетать холодец. Я присмехнулся:
– Тебе надо в такой ситуации волноваться, переживать… А ты навалился харчеваться. Такое впечатление, что на свадьбе тебе не дадут есть. И вообще просто не станут кормить. Вот ты пока холостунчик и стараешься сейчас насандалиться на весь остаток жизни?
– Да, Толик, – хохотнул он, – время тревожное. Всего можно ожидать…
– Как ты, жених, чувствуешь себя за два часа до свадьбы?
– Как швед, приближающийся к Полтаве.
К концу вечорки Митю раскиселило и он припал на мамину койку, горячечно шепча:
– Клянусь! Ты у меня единственная! Первая и последняя по гроб моих дней!..
Хмыкнув, Лидка, закормленная с осени пулярка,[24] зверовато косясь, стала прикладывать ему ко лбу и к скверику[25] мокрые тряпки и ворчливо отчитывала:
– Харе амурничать со своей первой группой крови. Угомонись!
10 января
В пять тридцать утра я отправился к воронежскому автобусу.
Провожала меня мама.
Мы простились у угла мелкорослого штакетника, охлестнувшего палисадничек с вишнями и сливами у наших окон.
Отошёл шагов на пять, оглянулся. Мама стояла со вскинутой в прощанье рукой и плакала. Я вернулся, обнял её за плечи. Она улыбнулась и перестала плакать…
– Я ухожу, чтобы вернуться… Летом… По теплу…
И, больше ничего не говоря, медленно пошёл.
Стылый ветер сильно валил навстречу, будто хотел вернуть меня к Маме.
В Воронеже писатель Николай Курасов рассказал свой сюжетец:
– В молодости я был директором школы в одной кубанской станице. Как-то на слезах[26] влетает ко мне в кабинет молодая новенькая учительница.