– Да, – горько усмехнулся Иван, – он сам приехал.
– Когда?
– Ровно за неделю до происшествия.
– Кто его видел?
– Я, – Михаил задумался, – Людмила Павловна – это управляющая. Возможно, Игнатьевич – это наш садовник. Я как раз был у него, когда приехал Медведев, который стал звать меня и оскорблять. Он был пьян, как часто бывает. Но не так сильно, как в тот раз. Я взбесился и схватил ружьё.
– То самое ружьё?
– Да, папенька с ним на охоту ходили. Я то не охотник, и вообще к оружию отношения не имею. В армию не попал по причине здоровья. Занимаюсь хозяйством.
– Ружье, – Столбов вернул к своему вопросу Торотынского.
– Да, ружье. Сейчас оно у Игнатьевича хранится, пугать, если кто залезет. Оно не заряжено, чтобы никого не поранить.
– И Вы испугали им Медведева в тот раз?
– Да. Я был в бешенстве. Думаю, он не был так пьян, чтобы не понять, и он не знал, что ружьё не заряжено. Я ему сказал убираться, а то пристрелю. Он что-то пробормотал, что мы, мол, ещё встретимся, и уехал.
– Что было дальше?
– Дальше Иван Вам, наверное, рассказывал?
– Я хочу послушать Вас.
– Он приехал снова, через неделю, когда у нас был ужин.
– Кто был на ужине?
– Я, Ваня, доктор Рар, Шляпниковы – наши соседи, Иосиф Григорьевич – директор сахарного завода, и Людмила Павловна – управляющая.
– Слуги, челядь?
– Петька был – прислуга, и потом Степан Игнатьевич – наш садовник – подошёл.
– Итак, приехал капитан Медведев…
– Да. Совсем пьяный, еле на лошади держался. Опять начал свои оскорбления сыпать и стал звать на дуэль, биться на саблях.
– А Вы?
– Ну мне кровь в голову, я хотел взять саблю – от папеньки тоже осталась – и выйти к нему. Но Людмила Павловна отговорила.
– Экономка?
– Управляющая.
– Что она сказала?
– Сказала, нечего мол устраивать смертоубийство, пугани его, как прошлый раз. Я и послал за ружьем к Игнатьевичу.
– Кого?
– Петьку.
– Он быстро принёс?
– Да сразу же. Я понимаю, к чему Вы клоните: нет, зарядить бы они не успели, всё быстро произошло.
– Итак, Вы вышли к Медведеву с ружьём. И?
– И сначала я подумал, что он успокоился и уедет. Но вдруг его лошадь дернулась прямо на меня. Не знаю, как это произошло, наверное, я был очень напряжен и от неожиданности нажал на крючок. Ружьё выстрелило, но я сначала не понял, что попал. Это Игнатьевич уже когда вышел… Говорю же, это – несчастный случай!
– Кто зарядил ружьё? – четко спросил Столбов глядя прямо в глаза Торотынского.
– Не знаю, у нас и пуль то нету к нему, – ответил Михаил, не отводя взгляда.
– Хорошо, спрошу по-другому: кто мог зарядить ружьё?
– Только Игнатьевич, кроме меня.
– Но он не заряжал? – спросил пристав.
– Нет. Он клянётся, что не заряжал. Может, ещё Фёдор умеет, не знаю, но его в тот день не было. Он уехал в Москву.
– Фёдор?
– Да, конюх. Но не думаю, что он мог бы.
Столбов замолчал и задумался.
– Что Вы думаете об этом деле? – тихо спросил Михаил.
– Пока не знаю. Боюсь составить превратное мнение, не зная всех деталей, – ответил Столбов.
– Каких деталей?
– Нужно опросить всех ваших домочадцев. Пуля же откуда-то появилась?
– Появилась, – грустно сказал Михаил.
Столбов посмотрел на него, помолчал ещё несколько секунд, что-то обдумывая, потом сказал:
– Я пока не вижу причины, по которой бы Вам нужна была смерть капитана Медведева. Поэтому буду честен: пока это выглядит, как неумышленное убийство. Но, поскольку, как я понимаю, капитан Вам физически не угрожал в момент выстрела, то маловероятно, что это можно будет квалифицировать как самозащиту.
– И что всё это значит? – встревожился Торотынский.
– Скорее всего, это не смертная казнь, но тюрьма или каторга на долгие годы. Не знаю, как решит присяжный суд.
– Но что же мне делать?
– Как я говорил уже Вашему другу, искать хорошего адвоката. Министра из столицы, конечно, не заполучить, но, например, в той же Москве есть хороший адвокат по фамилии Плевако. Деньги у Вас есть. Поговорите с ним. Он творит чудеса. Пару лет назад курсистка из ревности к подруге застрелила ухажёра из револьвера, умышленно. Так этот господин Плевако повернул всё так, что она избежала наказания.
– Как так? – удивился Михаил. Трегубов тоже с любопытством оторвался от своих записей.
– Он сказал в суде речь о том, что девушка была в подавленных чувствах, имела проблемы в семье, и была не в себе во время выстрела.
– И что дальше? – спросил Михаил.
– Дальше её отправили лечиться в больницу, – ответил Столбов.
– Я не хочу, чтобы меня отправили в больницу, – сказал Торотынский.