— Потому что мы с тобой беседуем…
— О чем?! Я уже все сказала!
— Может, и все. А может… а, Мария?
— Козлы вы!
— Ма-аша, выбирайте выражения… От нас ты слова дурного не услышишь… Но если Я найду письма Маяковского у твоего «случайного знакомого», а он мне о тебе что-нибудь интересное шепнет — тогда, гляди…
Услышав про Маяковского, Света чуть не подпрыгнула, почуяв запах сенсации. Она была уже достаточно опытной и знала, что сотрудники милиции крайне неохотно делятся интересной и горячей информацией с журналистами. (В те времена, когда еще существовала государственная цензура, информацию о разных совершенных преступлениях в прессу давали вообще очень дозированно.) Света решила «пойти в обход» — она забежала к подруге Ксюше, у которой была коллега Настя, спавшая иногда с дежурным 16-го отделения. Настю как «шпиона» запустили в дежурную часть… Через полчаса Света уже владела обалденной «военной тайной» — оказывается, утром, в отделение с заявлением пришла внучка крупнейшего графика советской эпохи академика Верейского. Она рассказала (и написала), что два дня назад к ним в квартиру пришел некий мужчина, предъявил документы сотрудника каких-то архивов и фондов и объяснил, какую титаническую работу он проводит, изучая детали биографии основателя школы советской графики. Уже через час потомки Верейского, эти святые люди, дали гражданину под честное слово на ночь часть архива прославленного академика — письма Зощенко, семьи Брик, Маяковского… Естественно, ночь работы над документами несколько затянулась…
Опера только ахнули над простотой преступления, но за работу взялись, подключился, естественно и главк.
Света быстро выяснила фамилию, имя и отчество начальника уголовного розыска Василеостровского района, а потом бодро направилась прямо к тому парню, который не пускал на волю девушку Машу. Парню, представившемуся оперуполномоченным Артуром Тульским, она объяснила, что пресса уже в общих чертах в курсе интересного события:
— …И я прекрасно понимаю, что пока преступники еще не пойманы — писать что-либо рано, но… Нарабатывать материал мне разрешил Василий Палыч Токарев…
Тульский несколько растерялся от такого напора, тем более что с живой журналисткой (кстати, очень даже симпатичной) он общался впервые.
Светлана, между тем, уверенно присела на стул у стола Тульского и начала расписывать райские перспективы, открывающиеся перед местным розыском и всем 16-м отделением вследствие ее вхождения в тему.
Тульский почти ничего не понял из потока обрушившихся на него слов и промямлил:
— Э-э-э… Светлана… м-м-м… Меня, кстати, Артуром зовут… Так вы говорите, что если статью грамотно написать — то нас и наградить могут?
— Вполне! — уверенно кивнула Света.
Тульский с сомнением почесал затылок:
— Вообще-то, нас, в основном, орденом Святого Ебукентия награждают — с закруткой на спине.
Теперь не поняла Светлана — но переспросить не успела, потому что на столе у Тульского зазвонил телефон. Артур одной рукой схватил трубку, а второй перевернул лежавшее перед ним заявление внучки Верейского — так, чтобы девушка смогла его прочитать. Света впилась глазами в прыгающие нервные строчки, а Тульский начал орать в телефон:
— И что?! А кого?! Все ищут литературно-художественное наследие… Никого… Я… — я общаюсь с прессой. Серьезно. Фотографируют для фронтовой газеты на статью «Он не оробел перед двумя немецкими танками». Да нет, серьезно… Так ты выясни сначала, какой труп, может, он сам — того… Ой! Ай!.. Ну и что, что в коридоре?.. Да ты что… Огурчики да помидорчики, Сталин Кирова убил, да в коридорчике!.. Ладно, все. Будет криминал — будет разговор!
Артур бросил трубку и посмотрел на девушку, взгляд его упорно съезжал с лица на круглые коленки:
— Прочитали?
— Прочитала… И как вы собираетесь… раскрывать?
Света перезакинула ногу на ногу, Тульский моргнул и раскололся:
— Да, собственно говоря… Мы, когда на квартиру Верейских приехали — там обнаружился гостивший у них племянник двенадцати лет, Гриня. Я с этим Гриней потолковал по душам и вот что выяснилось — пока дядя-злодей со взрослыми на кухне о высоком толковал, мальчик в прихожей залез в карман его пальто и вытащил оттуда фотографию «Полароид» с изображенной на ней девушкой, прямо скажем, без одежды. И вот на этой фотографии был написан некий телефон и красивое русское имя Маша. Фото Гриня не без внутренней борьбы (он, вообще, испугался и решил, что шум — по его поводу) отдал нам. Мы к Марии — а она: да, дескать, был такой, приходил, но мы, мол, плохо знакомы! Вот и вся недолга. Сейчас злодея ждут в ее хате, думаю, что к вечеру приведут. Никуда не денется, отдаст, подлец, достояние республики!
— Так просто! — чуть разочарованно протянула Светлана. Артур хмыкнул:
— Придется рассказать правду. На самом деле все происходило так: я шел по мокрому карнизу, держа в зубах пистолет Макарова, так как знал, что преступник дерзок и вооружен…
— Артур, вы что, меня за дуру принимаете?
— Виноват! Так, убираем Гриню и пишем: «в ходе глобальных оперативно следственных мероприятий при содействии сотрудников 7-го ГУВД…»
— 7-е УВД… — это как? — не поняла Света.
— Это «ноги»,[2] — окончательно запутал ее Артур и продолжил:
— …при поддержке сотрудников ГАИ и непосредственном курировании руководства главка…
В этот момент дежурный по местному телефону передал Тульскому, чтобы он связался с Токаревым. Артур быстро набрал номер:
— Тульский, Василий Павлович!
— Здорово, Артур! Взяли этого черта! Приезжий, из Красноярска… и действительно там историк какой-то… с ума сойти! Будь на подхвате — сейчас тушку подвезут!
— Есть! Журналистка вам нужна еще?
— Какая журналистка?
— Как какая… Светлана…
— Ты о чем?
Тульский мгновенно все понял и показал кулак Свете, начавшей медленно приподниматься со стула.
— Да шучу я, Василий Павлович, подумал просто — а может, это событие в прессе осветить?
— Артур, ты меня иногда пугаешь, — сказал после короткой паузы Токарев и повесил трубку.
Тульский сложил губы бантиком и молча посмотрел на Свету, девушка вздохнула, оправила юбку (так, что она задралась еще выше) и закатила минуты на две речь, адекватную явке с повинной.
— Чистосердечное признание смягчает вину, но увеличивает срок! — строго сказан в ответ Артур, а про себя подумал, что она просто молодец. Тем не менее он для блезиру выдал еще несколько строгих фраз о том, чем грозит нарушение режима секретности, и лишь потом сказал по-человечески:
— Позвони мне вечером — расскажу, что смогу.
Вечером Света позвонила — Тульский, кстати, неожиданно для себя даже дергался — а вдруг не позвонит? Услышав в трубке ее голос, Артур тут же обрел свое обычное уверенное нахальство:
— Ну-с, раскололи голубчика. Интересная мелодия насвистывается. Хочешь узнать?
— Хочу. Очень хочу, — несколько двусмысленно отозвалась Света.
— Живешь одна?
— Ну-у… можно сказать, что сейчас — одна!
— Накрывай на стол!
— Нет проблем!
— Адрес?..
…За стол они сели только глубокой ночью, так как не успели дойти до него, когда Тульский пришел в гости. Артур потом долго ломал голову — кто же кого трахнул — он ее или она его? Хотя, в общем-то, это не имело никакого значения… На следующее утро Тульский, конечно же, опоздал на службу..
Так с той ночи и завертелось у них со Светланой не пойми что — и романом это нельзя было назвать, потому что обошлось без ухаживаний и вздохов, но, с другой стороны, не сводилось все и к простому перепихону. Сладко было Артуру со Светой, просто на удивление сладко. Может быть, так сладко и легко, как еще ни с кем не было. Она вытворяла в постели такое… Да и не только в постели, но и на столе, и в кресле, и просто стоя… И при этом так стонала своим детским голосочком, такое говорила в предоргазменном угаре, что Артур «улетал», терял голову, становился ненасытным. В нем просыпалась какая-то сексуальная жестокость, ему хотелось, чтобы она орала еще громче, и она, действительно, орала не стесняясь. А потом, опустошенный и обессиленный, он не испытывал желания побыстрее смыться куда-нибудь, наоборот, в нем просыпалась какая-то нехарактерная для него нежность, ему нравилось гладить ее и трогать, и прижиматься к ее заднице — до тех пор, пока желание снова не захлестывали его… При этом Артуру было со Светой еще и интересно разговаривать — ее начитанность удивляла и интриговала не очень-то жаловавшего книги опера. И вообще, ему было лестно, что она не кто-нибудь, а журналистка — в те времена к представителям этой профессии относились, можно сказать, с пиететом. Артур, конечно, внешне никакого почтения не высказывал, наоборот, покровительственно посмеивался над Светланой, но в глубине души… Бог его знает, может быть, сказывалась и разница в образовании — у Светы-то было высшее гуманитарное, а у Тульского — сомнительное среднее…