Так что не дери, Санёк, лужёную глотку свою, не верю я тебе, ну вот хоть тресни — уж для кого для кого, а для тебя-то жизнь явно не собачье дерьмо.
Я двинулся дальше. Путь мой пролегал вдоль набережной. Морозец в тот день, последний день уходящего года, завернул такой, что аж вдыхнуть было боязно. Я и дышал-то через раз, опасался носоглотку застудить. Весь декабрь был тёплым, сырым, а тут — на тебе! — лютые холода подоспели, как раз вовремя, чтобы Новый год не казался нам, трудягам, Восьмым марта. Вокруг — ни зги, хоть глаз коли. На душе было муторно и тошно, словно сунули меня не в мою тарелку. Уж не забрёл ли я ненароком в не то измерение или, на худой конец, в иной пространственно-временной континуум? (Во, завернул!) В новогоднюю ночь, говорят, всякие чудеса случаются.
И тут я увидел его, Деда Мороза.
Глава вторая
Не скажу, чтобы я шибко удивился или, например, обрадовался. Нынче, в последние предновогодние деньки, этих Дедов Морозов всё равно что кур нещипанных, так и шастают по Москве в театральных реквизитах, с шампанским под мышкой — и всё же на душе у меня слегка потеплело, когда понял я, что не один остался на этой вымершей и холодной планетке.
Я зашагал к нему. Подойдя поближе, заметил, что с Дедом Морозом творится что-то неладное. Ситуация вырисовывалась явно нестандартная. А когда до меня дошло, что же всё-таки стряслось, у меня аж уши на башке зашевелились.
Бедняга суетился вокруг своего «жигулёнка», а тот, стервец, словно норовистый жеребец, пробив своей лакированной мордой чугунное заграждение, что тянулось вдоль всей набережной, завис, мерзавец, передними колёсами над самой рекой-Москвой и плавно так покачивался, в любой момент готовый сигануть вниз. Занесло его, видать, на скользкой дороге, а Дед Мороз, сердешный, не справился с рулём и-и-и… эх! И вот ведь вопрос: как он только сумел выбраться из своей колымаги! Да тут не только Дед Мороз, тут сам чёрт ногу сломит, это уж точно. А ему, гляди-ка, всё нипочём, сам выбрался, да ещё «жигулёнок» свой норовит утянуть назад, на твердь земную, подальше от крутого гранитного берега. Только одному-то ему не справиться, это уж как пить дать. Вертится вокруг «жигуля», снуёт туда-сюда, колдует чего-то, а «жигуль» всё ни с места. Потому как слабо ему одному.
И тут он увидел меня. Замер, выпрямился, перестал скакать вокруг да около и стал терпеливо ждать, когда я подойду поближе.
— Бог в помощь, приятель, — приветствовал я его и, критически окинув сложившуюся ситуацию, сплюнул сквозь дырку в передних зубах. — Хреново-то дело, как я погляжу.
— Да, неудачно всё вышло, — ответил он и в упор уставился на меня. — Сударь, помогите мне вытащить мою машину. В долгу не останусь, честное слово.
Сударь, ха! Не товарищ, не гражданин, не даже господин, как нынче стало модным именоваться, а именно сударь. Что-то новенькое на нашей одной шестой части суши.
Я отмахнулся.
— Да ладно, чего уж там. За так помогу, бесплатно. Мне ваши деньги не нужны, я не из таковских.
— О’кей, приступим, — тут же заявил Санта-Клаус и снова стал деятельным. — Давайте-ка возьмёмся вот здесь и попытаемся вытащить мою старушку на мостовую.
Я хоть ростом не велик, но силёнками Бог явно не обидел, чего уж скрывать. Вот, видать, и не рассчитал я своих силёнок-то. А тут ещё, как нарочно, ветер рванул, завьюжил, да так крепко, что чуть было с ног меня не сшиб. Словом, схватились мы за зад его «жигулёнка», поднатужились, и так легко оно пошло вдруг, так ходко, словно не стальную колымагу мы с ним тягаем, а пуховую перину или декорацию из папье-маше. Я и глазом моргнуть не успел, как всё это приключилось. «Жигулёнок» вдруг встал на дыбы, как бы желая взбрыкнуть, и… плавно так, неслышно сиганул в речную пучину. Лишь на миг замер над гранитной кладкой его новенький блестящий зад и — ку-ку, Гриня, поминай как звали. Глухой далёкий всплеск — бул-тых! — завершил это трагическое событие.