На улице промозгло и сыро, но свет фонарей кажется сейчас даже слишком ярким.
В такие моменты Лиза досадует, что байк — всё-таки не машина. Максимум для двоих, и хорошо, если с собой есть шлемы для обоих.
Даня держится подальше от Николая, который застыл каменным изваянием в стороне, глядя куда-то вдаль и словно забыв обо всём вокруг.
— Мне кажется, нам пора отсюда валить. В Службу, Ник?
Тот лишь молча качает головой, а потом через силу добавляет:
— Нет. К Саше тоже не стоит. Мне нужно… переждать какое-то время. Место, где собраться.
— Клуб, — тихо предлагает Даня. — Да, Сары. Я там ещё не был, но он закрыт сейчас, там ещё полная разруха. И мало кому придёт в голову там искать. Ну, я так думаю.
— У меня нет идеи лучше. Едем? Я смогу взять только одного из вас.
— Езжай с Даней. Я пройду своими путями.
— Ник, что случилось?
— Что…
Лиза, уже протянув Дане один из шлемов, сама медлит несколько секунд, стискивая свой в руках в дурном предчувствии ответа. И когда Николай выходит ближе к светлому пятну от фонарей, его глаза темны от боли.
Такой, что у неё самой перехватывает дыхание.
— Кирилл едва ли не мёртв. И неизвестно, сможет ли вернуться обратно.
— Ник…
— Встретимся в клубе.
Николай ощущает примерно ничего.
Разве что страшную опустошенность и разруху. Внутри будто поле после боя битвы магов — с чёрной выжженной землёй, прорехами в ткани мироздания, гарь и пепел. Когда неважно, кто победитель или проигравший — потери с обеих сторон, а трупы свалены в одну кучу.
А ведь не было ещё ни одной битвы.
И он уже чувствует, что ничего не имеет смысла. Какая разница, что теперь будет дальше?
Плевать на Службу — пусть Яков подавится ею. Или на эксперименты — тех ребят уже не спасти, а милины, кажется, неплохо справляются.
Такие мысли, как противные мелкие мошки, копошатся внутри, пока он ныряет в блёклый и безликий коридор между мирами. Можно открыть печать сразу в чёрно-белый мир, но это подточит печати, а он и так сегодня натворил бед.
А можно приоткрыть дверь — и попасть в текучий коридор, зыбкое отражение города. Быть ни там, ни тут.
Ему сейчас не нужно ни сочувствие Саши, ни лекции Шорохова. Или безвкусные слова утешения. Он просто не может не действовать дальше, только нестись, сломя голову, преодолевая желание просто сесть на берегу чёрной реки и смотреть, как течёт вода.
В конце концов, остаются те, за кого он ответственен.
А ещё — есть чёткий враг. Тот, кто ломал жизни других в угоду своих экспериментов, глобальных планов и захвата власти. Сейчас просто важно знать, на чьей стороне Орден — помеха или помощь? Или, может, ни то, ни другое?
Клуб действительно разрушен. Точнее, его явно бросили, как было, никто даже не пытался что-либо исправить или навести порядок. Покореженные подмостки сцены, стулья, которые валяются и там, и тут, пятна крови и заклинаний на стенах, глухая темень.
Удивительно, но мягкое освещение над барной стойкой работает.
Николай перебирает бутылки и достаёт одну из немногих уцелевших с джином. Вкус всё равно едва чувствуется.
Лиза и Даня приезжают через пару минут, и Даня сразу бросается с вопросом:
— Что значит — Кирилл едва ли не мёртв? Да как это вообще возможно?
— Тень взяла верх, и он не смог с ней справиться. Иссушила его магию. Марк смутно говорит, что не может установить смерть, но ничего не помогает. Кирилл не возращается.
— И где он теперь?
— Судя по всему, его душу забрала тень, такое порой случается. Но сейчас не это важно. Я хочу убрать Григорьева. Мир духов существует. И неизвестно, что он будет делать дальше, доберись он до большей магии.
— Я не верю, — упрямо говорит Даня и падает на скрипнувший шаткий диван. — Чушь какая-то. Что, мало Сары? Это же… нет. Не может быть. Что же с его родителями будет!
Лиза растерянно садится рядом, переводя взгляд с одного на другого.
— Я отправил отдельным стражам сообщение о сборе здесь. Уж не знаю, зачем это понадобилось Саре, но здесь есть и преимущество — проход в здание Григорьева.
— Ник, это безумие! Я была здесь в тот вечер, если ты не забыл! Он же легко скрутил всех!
— Я отлично помню тот вечер. Нас было слишком мало. И мы не ожидали атаки.
И в том числе пустую слабость и невозможность разорвать путы магии или шевельнуться под его силой, которая будто выжимала все соки и силы. Всё это время Григорьев пользовался их слабостями — но у него есть и свои.
И то, чего он жаждет больше всего на свете, если Николай понимает всё верно.
К тому же, теперь и у него есть свои козыри, которые стоили несколько вздохов жизни и его собственной загнанной в угол совести.
— Олег хочет мести. И я приведу к нему Шорохова, а он меня пропустит в собственное убежище. Дальше у меня есть, что ему противопоставить.
Он видит ужас и непонимание в их взглядах, но вдаваться в какие-либо тонкости некогда.
Заднего хода уже нет.
— Но мне надо знать, на чьей стороне Орден? Чего они хотят?
— Вообще они сами по себе. У них какие-то свои замыслы, я не совсем…
— Да хватит уже юлить!
Даня вздыхает и тянется к бутылке с джином, щедро наливая себе порцию. Пьёт без остановки, до дна, а потом долго сидит, зажмурив глаза, как перед шагом в бездну.
— Мы — Орден — уже давно думаем о том, чтобы закрыть мир теней. Навсегда. И для этого нужно очень много магии и много стражей. Но никогда, повторю, никогда я не хотел, чтобы погибла Сара или Кирилл. Разве что ты, Николай. Но Григорьев… да, это чертовская помеха. Для всех.
Николай даже не удивлён.
Только садится напротив и, глянув на часы, подводит итог:
— У тебя есть час до того момента, пока здесь соберутся стражи. Рассказывай.
========== -33- ==========
Когда умирает маг, его магия тухнет и исчезает.
Ходят легенды, что некоторые стражи становятся скитальцами в мире теней, вечными и зыбкими, подобно тем теням, которые не вредят, а просто существуют.
Другие же просто исчезают, не оставляя ничего после себя.
Марк видел не одну смерть — как стражей, так и магов, и простых людей. Каждый раз он хотел бы ошибиться, запустив, как волшебник в какой-нибудь сказке, обратно механизм из клеток, крови, нервов и мышц.
Каждый раз это было невозможно, как и сейчас.
Но всё-таки Марка смущает состояние Кирилла.
Тогда, в полях, он пытался снова и снова запустить сердце, которое будто замерло при отсутствии каких-либо других повреждений. Ничего. Тишина.
По возвращении Марк в первую очередь распорядился подключить Кирилла к аппаратам поддержания жизнедеятельности — на всякий случай.
Потому что что-то было не так.
Остановка дыхания, отсутствие пульса, полная остановка кровообращения — все признаки клинической смерти налицо. Стоило же начать проводить реанимационные мероприятия — летело всё. Ломались приборы, взлетали и падали показатели.
Как и все приборы для констатации смерти мозга. Марк не мог дать точный ответ — что случилось. Он сам не понимал.
Зрачки не реагировали на свет, но сохранялись сокращения мышц.
Марку нужно было время. Ему казалось, что Кирилл как бы… замер. В каком-то переходном состоянии, с каким он сам ещё ни разу не сталкивался, а уж со стражами чего только ни случалось.
Но, как врач, он понимал, — в любом случае времени крайне мало. Уже прошло больше суток, повреждения мозга могут быть необратимы.
Марк позволил себе короткую передышку, а теперь спешит обратно в палату к своему пациенту, за которого будет сражаться до последнего.
Всё здание как следует тряхнуло, а сквозь стены просачиваются тонкие тени – атака на Службу. Видимо, их ощутили все остальные пациенты, и теперь распахиваются двери палат. Марк даже не успевает придумать, что делать с Кириллом, запертым в обмотке проводов и в палате, потому что теперь ему надо провести эвакуацию других. Тех, кто точно жив.