Его стихии — вода и воздух, но он любит все четыре.
— Выйду на улицу, — Даня вскакивает и, подняв воротник дутой куртки, выходит на воздух, пропитанный дождём.
Он, скорее, любит дневное время, так что вечера всегда кажутся чуть… зловещими. В темноте всё кажется куда тревожнее или таинственнее. В детстве ему часто снились кошмары. Для этого не было какой-то особой причины, просто постоянно казалось, что в шкафу прячется монстр, а в окно вползает тьма.
Может, потому что мама много рассказывала о тенях, которых сама всегда боялась.
Она считала, что сказки про них заложат осторожность, а Даня слишком сильно пропускал их через себя.
Сара была тем, кто приходил ночами, когда родители спали, и крепко прижимала его к себе.
Кирилл был тем, что боролся с монстрами из сказок.
А он сам хотел навсегда захлопнуть все пути к монстрам.
В итоге сейчас Даня ощущает горькое одиночество, а глаза неприятно щиплет. Впервые со дня смерти Сары.
И за раздумьями он не сразу услышал мерный стук каблучков.
— Даня, добрый вечер.
— А, ты всё-таки пришла.
— Мне показалось важным сейчас поучаствовать. Как много ты рассказал?
— Ничего особенного. Только то, что вам тоже интересен мир духов. И вы против Григорьева.
— Вот и славно. Надеюсь, больше ничего важного. Мы ещё не закончили.
— Угу.
Дане легко пожимать плечами и не проявлять никаких эмоций — слишком сильна пустота внутри. Но, на самом деле, он просто боится сболтнуть лишнего.
Стук каблучков стихает за дверью клуба.
А буквально следом подъезжает машина, из которой выходят Шорохов, тяжело опираясь на трость, Роман Ард, задумчивый Марк и взъерошенная Яна.
— Мы не смогли его вытащить, - тихо говорит Яна. – Кирилла. Он там, в здании. Без приборов он точно не выживет. Но теперь….
Даня зажмуривает глаза, представляя друга в одиночестве в палате, полной теней. Наверное, именно так стражи и гибнут – по долгу службы и среди тварей другого мира.
Подъезжает ещё пара машин с подтягивающимися стражами.
Кажется, этой ночью тут собираются все.
В полуразрушенном клубе, объединенные одними мыслями и идеями.
И от этого почему-то немного тревожно.
***
Кирилл редко просыпается от кошмаров с криком.
Скорее, обычно наваливается тяжёлое оцепенение, сухой язык прилипает к нёбу, и не сразу можешь пошевелиться или понять, где ты. И след дикого, но ещё такого реального сна липнет к телу.
Хотя сейчас — это просто влажная от пота толстовка.
А вот оцепенение никак не проходит. Даже уже с раскрытыми глазами он видит не потолок, а дом, объятый пламенем. Треснувшие стекла оранжереи в копоти. Вывороченные с корнем деревья и мерзкий запах пороха.
И тяжёлый взгляд отца.
— Ты не успел.
Кошмар, точнее, слишком живое воспоминание, которое снится редко, но каждый раз слишком реально.
Но сейчас он с трудом поднимается на скрипучем диване, не очень понимая, где оказался. В чужой толстовке с капюшоном, в домашних штанах и в маленькой душной комнатке.
Проклятый холод никуда не делся.
— О, ты очнулся.
В комнатку приоткрывается дверь, и на пороге появляется женщина. Кирилл понимает, что с ней что-то… не так. Узоры на шали наверняка должны быть яркими, но сейчас они слегка припыленные и дымчатые. И вообще кажется, что цветов стало куда меньше. Но он никак не может толком сосредоточиться, потому что всё тело болит, а холод, который Кирилл так ненавидит, никуда не делся.
— Простите, я…
— Мы не знакомы, но это и не важно. Ты едва не потерял сознание у порога лавки моей подруги, но её сейчас нет.
— Я доставил хлопот?
— Только моей спине — пока я тебя тащила на этот самый диван. Но я уже пошептала своим косточкам, чтобы не бузили. Будешь чай?
Кириллу казалось, он попал логово Бабы-Яги, которая сейчас обогреет, истопит баньку, а потом с хихиканьем проклянет. Хотя каморка выглядела весьма мирной.
Головная боль никак не проходит, а мир… странный.
— Спасибо за беспокойство, но мне надо идти. У меня совсем нет денег…
— Оставь, правда. Я не могла бросить умирать на пороге стража. Видишь, фотографию?
Она качнулась к стене под пластиковый перестук браслетов, и веет запахом шафрана. На стене висит несколько фотографий счастливой семьи: родители и десятилетняя дочка.
Для Кирилла совсем чужие люди, ни одного знакомого лица.
— Август, год назад. Тени в парке, а мы собрались все вместе на пикник. Яркое солнце, запах дыма, ещё тёплая вода. Моя внучка играет в мяч. Что могло пойти не так?
— Порой всё идёт не так.
— Это да. Вот и тогда. Мы просто хотели немного побыть вместе. И я чётко запомнила, как первыми появились вы двое. Как и они сами, прямо из воздуха. Кажется, вы даже не задумывались, что делать, просто… вдруг и теней-то не стало. Снова обычный летний день.
Кирилл помнит тот день. Николай ещё рванул через мир теней, потому что парк с детьми и семьями — нельзя было медлить. А потом крепко задумался, что стоит летом придумать вариант формы полегче.
— Такой вежливый твой друг.
— А, он наверняка представился «Николай Поулг, Служба стражей».
— Точно-точно! Благодаря вам моя внучка отметила недавно одиннадцатилетний день рождения. Ты представляешь, милин, а всё туда же — ждёт письмо из Хогвартса!
— Откуда?
— Какая-то магическая школа из книжки.
— А сколько я проспал?
— Несколько часов. Я не знала, кому позвонить, общий номер Службы не отвечает. Тебя наверняка пора, но давай всё-таки чашку чая, а?
«Не задерживайся».
— Ты заткнёшься когда-нибудь?!
— Прости, милый? — удивляется женщина.
— Ой, я не вам… это так… последствия.
— А, бывает.
Но Кирилл действительно следует совету — и после пол литровой кружки ароматного черничного чая торопится дальше, правда, его одежда так и не высохла, как и не появились магическим образом кошелек.
— Я могу позвонить?
— Конечно.
Один за другим он набирает знакомые номера. Только длинные гудки.
— Да что с ними всеми?!
Николай, Саша, даже Шорохов — пустота. Поколебавшись, он набирает номер отца, вот только, к его удивлению, слышит усталый и тихий голос матери.
— Я слушаю.
— Мам, привет. Ты не знаешь, почему никто не отвечает? Где все?
Тишина на том конце.
— Мам!
— Это какая-то злая шутка?
— Ты про что? Слушай, долго объяснять, но я оказался в дурацкой ситуации…
— Пожалуйста, просто оставьте нас в покое! Как так можно? Это невыносимо!
Кирилл слышит короткие гудки в ответ и в полном ступоре смотрит на телефон.
Какого чёрта происходит?
Это кажется совсем странным, но он в итоге звонит Лизе, которая отвечает тут же.
— Да!
— Так, Лиза, это Кирилл, и мне нужна помощь.
— Что?
— Ты не знаешь, где Николай?
— Так рядом…
— Вот и передай ему, чтобы трубку брал! Кто-нибудь может заехать за мной в Службу? Точнее, тут рядом, одна из лавочек.
— Знаешь что… давай я сама приеду. Давай адрес.
Лиза приезжает через полчаса, когда Кирилл, свернувшись под пледом, думает о том, что все внутренности словно слиплись, а по венам не привычный огонь, а медленный густой яд. Пальцы немеют, а половина правой руки похожа за обугленную деревяшку.
Как долго ещё он выдержит такие последствия?
Хозяйка лавки махнула рукой на его аккуратное «можно я ещё немного задержусь?» и просьбу и теперь увлеченно раскладывает Таро на круглом столике.
Кирилл запоминает название лавки, когда прощается, заслышав на улице рокот байка.
Лиза выглядит растерянной, зажав подмышкой шлем в капельках влаги, но сейчас хоть дождь перестал.
Смотрит на него долго и внимательно.
— Ты живой.
— А должно быть иначе? Я понимаю, что пара минут…
— Пара минут?
— Ну да. Марк же быстро запустил сердце. Я помню, как очнулся в палате Службы, весь в проводах. Туго соображал, но меня тянул якорь. Так что я даже одевался как в дурмане, забыл вообще всё…