— Нет, нет, нет… — судорожно шептала Роксана, перебирая содержимое своей мягкой сумочки. Пальцы её лихорадочно обшаривали каждый кармашек, едва заметно подрагивая — то волнение накрепко сковало разум девушки, точно ледяной панцирь, мешая остановиться и сосредоточиться. Сердце тревожно билось в груди, а воздух замер в горле колючим осколком льда. Колдунья тщательно, как только могла, выискивала запропастившуюся бутылочку от дурманящего любовного отвара, но та, явно в насмешку, будто бы испарилась. В сторону полетели смятые страницы с рецептами и зарисовками растений, жалобно звякнули стеклянные пузырьки с припасенными зельями, но Роксана, обычно трепетно обращающаяся с каждой рукописью и каждым магическим артефактом, даже и не думала останавливаться. Она совершила непростительную ошибку. Совершила по собственной глупости и теперь в который раз страдала от своего суетящегося разума, что продумывал каждый шаг, но в конечном итоге спотыкался на очевидных препятствиях.
Пыл девушки отступил лишь тогда, когда на тускло белеющую ткань одеяла упал маленький пустой флакон с откупоренной пробкой, ещё хранившей остатки фиалкового запаха. Запаха любовного зелья, подтверждения роковой оплошности Роксаны, которая стоила колдунье и всем её сестрам по ордену покровительства Верховной ведьмы. Шумно выдохнув, девушка бессильно уткнулась лицом в сложенные ладони. Она надеялась. Надеялась, что всё произошедшее окажется лишь дурным сном. Нелепостью, эфемерной иллюзией, случайным совпадением, настигнувшим её по воле злодейки-судьбы. Надеялась до последнего, хотя разумом уже давно понимала, что на самом деле произошло. И от понимания этого Роксане хотелось выть голодным волком. А ведь она должна была догадаться с самого начала, когда так нахваленное покупателями чудодейственное снадобье на практике вдруг оказалось совершенно бесполезным. А теперь… Какой теперь от этого знания толк? Разве может девушка ещё что-то исправить?
В сердцах Роксана всхлипнула и резким движением отбросила в сторону сумочку, жалко приземлившуюся куда-то на пол и тут же с позором скрывшуюся где-то под кроватью. Девушка и сама готова была последовать за ней — так хотелось ей от отчаяния провалиться сквозь землю. Но вместо этого она могла лишь из последних сил сдерживать слёзы и потирать озябшие руки, в миг покрывшиеся мурашками, точно в морозный зимний день. Совесть медленно и болезненно съедала колдунью, которая корила себя за суетливость и спешку, с которыми она вычерчивала на двери в таверне знаки той злополучной ночью, веря, что зелье обязательно подействует на спящего и ничего не подозревающего Витарра. Подействует, как же! Дура! Какой же она была дурой, не продумавшей ни один свой шаг! Лишь запудрила мозги несчастному пареньку да оттолкнула благополучие своего ордена ещё дальше.
От обиды и злости на саму себя девушка яростно закусила губу, вцепилась пальцами в и без того растрепанную светлую косу, чувствуя, как рот стремительно заполнялся вкусом чего-то металлического, ржавого, точно выгоревшие на солнцепеке горные сосны. А ведь о произошедшей ошибке колдунья начала подозревать ещё тогда, когда Лирон, этот жизнерадостный деревенский мальчишка, вдруг ни с того ни с сего преподнёс ей цветы. Смущался, краснел, неожиданно утратив всю свою нахальность, да и смотрел так робко и жадно, как если бы… Как если бы в одно утро проснулся и преисполнился сильных чувств к Роксане, к девушке, которую он хоть и называл шутливо красавицей, да только ничего серьезного к колдунье из столицы не испытывал. И подобных воспоминаний, всплывавших в памяти Эйнкорт самих по себе, точно круги на ровной спокойной глади воды, день ото дня становилось всё больше. Многочисленные уступки Лирона, которые можно было принять за ухаживания и полное безразличие Витарра… И как она только не поняла сразу?
Тяжело вздохнув, девушка потёрла кончиками пальцев ноющие виски. Вот бы вернуть время назад и исправить все, что Роксана натворила. И дело было вовсе не в страхе перед Верховной, не в благоговейном трепете перед той, что однажды уже обрушила на неё свой беспощадный гнев. Нет… Колдунье было горько лишь за участь своих сестёр по ордену, что в случае её неудачи вынуждены будут вечность томиться в белой башни своей госпожи, так и не имея возможности познать и увидеть мир, не имя даже шанса проявить свои силы без отчёта леди Делорен. Сама Роксана сможет сбежать, теперь-то наверняка сможет, но другие девушки, ни в чем совершенно не повинные, привыкшие к доброе и щедрости Верховной, едва ли смогут стерпеть её злость, которая обязательно выльется на подопечных ордена после провала Эйнкорт. Но ведь они не заслужили этого!
— Не заслужили… — тихим эхом повторила собственные мысли колдунья, и от шелеста её голоса неяркое пламя свечи вновь заходило ходуном, раскачиваясь и подрагивая в полумраке, точно сорвавшийся с ветки осенний лист. Все усилия Роксаны были потрачены напрасно — Лирон попал под действие приворота, а Витарр, несмотря на все старания девушки, её улыбки и неопытный флирт, по-прежнему держался равнодушно и отстраненно. Прямо высеченная из мрамора статуя. Интересно, а все ли знатные и избалованные отпрыски аристократов такие снобы?
Эйнкорт грустно усмехнулась, утирая губу тыльной стороной ладони. Даже в такой момент она ухитрялась думать о чем-то лично её задевавшем. Покачав головой и отбросив ненужные мысли, девушка вновь села прямо, чтобы прибрать бардак, который она учинила в отведенной ей спальне. Любая работа руками, пусть даже такая нехитрая, могла бы успокоить колдунью хотя бы немного. Которая, медленно складывая рассыпавшиеся травы в аккуратный пучок, уже задумалась над масштабами развернувшейся катастрофы. А ведь, кажется, несмотря на оплошность Роксаны, всё было не так уж и плохо. Что было толку сокрушаться над разбившимся планом, коль однажды ушедшее назад не воротишь? Чарами и обаянием повлиять на сына герцога не получилось, но разве это означало, что девушка должна была опускать руки? Пока Эван не обнаружил чего-то стоящего, пока не разгадал, наконец, тайну погребенной за завалом пещерами, у неё ещё оставался шанс исправить собственные ошибки.
Эван… При мысли о нём сердце колдуньи болезненно сжалось, уже в который раз за этот день. Перед глазами вновь встало лицо библиотекаря, бледного, осунувшегося и невероятно измотанного. Сколько времени он уже провёл в треклятой пещере, не видя солнечного света и не дыша свежим воздухом? В сознании Роксаны все дни, проведенные в поездке, слились в один, долгий и бесконечно серый, в котором они никак не могли найти себе места от напряжения, буквально пожиравшего изнутри каждого участника экспедиции. И потому душа её болела за Эвана, который ни разу так и не пожаловался на свою участь и по-прежнему продолжал упорно работать несмотря ни на что, хотя покрасневшие от недосыпа и усталости глаза выдавали его состояние с лихвой. Его упорство и рьяный интерес к забытой культуре приятно удивляли Роксану, которая от него, бедного простолюдина из небольшого городка, совершенно не ожидала ни знаний о рунах ни подобного любопытства.
И, конечно же, она не могла не думать ещё и о загадочном даре рыжеволосого юноши, который нельзя было назвать ни проницательностью ни волшебством. Упоминаний о подобного рода магии колдунья не видела ни в одной из книг леди Делорен, что само по себе наталкивало на не самые радужные мысли. Но колдунья верила Эвану. Верила, ибо своими глазами видела странную ауру, то и дело появляющуюся вокруг библиотекаря. Девушка с содроганием вспомнила собственные ощущения, когда она пыталась привести в чувство спутника с помощью своей же силы. Вспомнила, как её волшебство с готовностью вошло в его сознание и потекло дальше, по телу, будто бы откликаясь на что-то родное и хорошо знакомое. Нет, медленно покачала головой Роксана, сжимая пальцами потрёпанный край белого одеяла, всё-таки в Эван жила частичка магии. Магии странной и, возможно, куда более новой, чем хорошо знакомое людям колдовство. Или, напротив, куда более древней, связанной с силами самой природы… Что ж, возможно, именно потому девушка столь часто в своих мыслях возвращалась к библиотекарю. Весь интерес её к этому юноше объяснялся его загадочными способностями, о сущности которых Роксана, на самом-то деле, хотела узнать гораздо больше. Но было ли дело только в этом?