Ноздри обжег резкий металлический привкус крови и пепла. В какую бы хитроумную ловушку ни завел Эвана собственный дар, выбираться из нее нужно было как можно скорее. Ослабевший юноша закрыл глаза, вновь попытался вернуться назад в собственное тело, однако все усилия были напрасны. Он всегда с такой непринужденной легкостью прикасался к душам животных, за считанные секунды узнавая мысли домашних кошек и считывая эмоции бродящих по Кентлберри собак, однако здесь был абсолютно бессилен. Эван злился, чувствуя себя загнанным в тупик зверем, клюнувшим на приманку хищника по собственной глупости. В попытках обнаружить хоть что-то живое на безлюдном и совершенно пустынном уголке земле, затерявшимся посреди океанских волн, своим даром он разбудил нечто незнакомое, сильное. И гораздо более мудрое, чем сторожевой пес или даже боевой конь.
Существо, кем бы оно на самом деле ни являлось, не намеревалось так просто отпускать свою добычу. Юноша и сейчас чувствовал его незримое присутствие, от которого кровь стыла в венах, а руки и ноги сковывало дрожью. Связь, удерживающая его в опасной близости от этой громады, никак не хотела разрываться — невидимые нити опутали сознание библиотекаря и совершенно не желали разрываться. А дышать с каждой минутой становилось все труднее. Эван будто бы снова оказался на уступе Туманных Пик, сбитый с толку высотой и парализованный неизвестный откуда взявшимся страхом. Страхом старше его самого, старше, чем Крествуд, Кентлберри или все герцогство Фэйр. Страхом, пугавшим его до дрожи в коленях и благоговейного ужаса и безмолвия.
Чужая сила давила на библиотекаря, одним своим присутствием вызывая желание убежать как можно дальше и затаиться вдали от чьего-то пристального внимания. С трудом собравшись с духом, Эван мысленно потянулся к нитям посторонней энергии, надеясь, что сумеет наткнуться на слабое место и обрубить странную связь. Вот только все было без толку — юноша беспомощно, точно слепой котенок, искал брешь в потоке чужого дара, по сравнению с которым собственные силы Эвана казались тусклыми лучиками света, едва-едва пробивающимися сквозь тяжелые свинцовые тучи. Но библиотекарь упорно, хоть и медленно, полз дальше, цепляясь за прочные нити энергии. И чем дальше его заводило блуждавшее сознание, тем острее ощущал юноша нахлынувшую на него панику. Будто бы что-то упорно наблюдало за ним, проникало в самую глубину мыслей, пристально изучая каждый уголок человеческой души и то и дело выуживая на свет её самые сокровенные страхи.
Однако Эван больше не пытался закрыться от хозяйствующего в его воспоминаниях существа, чья сила била сквозь него нескончаемым потоком обжигающего пустынного ветра. Ужас все еще клокотал глубоко внутри, бился в унисон с потревоженным сердцем, но до разума добраться никак не мог — библиотекарь ценой всех своих сил отдергивал хищные щупальца чужого дара, так и норовящего опутать его всего. С огромным трудом он продвигался вперед, борясь с таким незнакомым чувством и пытаясь увидеть связанное с ним животное хотя бы краем глаза. Что заставило его пойти дальше, вопреки боли и опасности — любознательность или все же безрассудство? Юноша не знал, однако каким-то чутьем понимал, что игнорировать подобную силу было бы ошибкой. Незнакомое сознание теснило его, пыталось задавить собственной мощью, но не отпускало. Будто бы хотело поиздеваться напоследок, удовлетворить собственный интерес к мелкой букашке, которой Эван себя чувствовал, пытаясь ухватиться истончившимся волшебством за чужой дар, простиравшийся вокруг него буйным потоком водопада.
Постепенно белесые пятна перед глазами начали расступаться, открывая библиотекарю чужие эмоции и воспоминания, которые до этого дня поддавались ему с виртуозной легкостью. Эван медленно втянул носом воздух, ступая навстречу туманным образам, которые тут же, стоило лишь потянуться к ним магией, заполонили все его существо. Терпкий запах пепла, пылающий в груди жар, а еще — невероятная сила, в миг заструившаяся по телу и готовая вот-вот вырваться наружу беспощадным пожаром. Ощущение высоты и скорости, от которых захватывало дух и екало где-то глубоко внутри, вот только уже не от потайного страха. Тот будто бы испарился. Вместо него юноша чувствовал предвкушение, столь непривычное и манящее, которое он испытывал лишь во время своих исследований — азарт от осознания того, что руны открываются перед ним, отныне не пряча за строгими контурами свое истинное значение.
Окрыленный Эван пробирался дальше, а белесая дымка точно расступалась перед ним, являя его взору новые картинки и образы. Разноцветные лоскуты неба: закатно-алые, лазурные, по-ночному чернильные, кристально чистые и припорошенные блестящим звездным крошевом. Видневшиеся повсюду деревья, непроходимыми стенами обступившие озера и серебристые дорожки рек, увитые изумрудным плющом башни незнакомого юноше города, а еще — бескрайний океан, омывавший золотистую кромку берега и протянувшийся дальше на много-много лиг. Незнакомая земля приглашающее распростерлась перед ним, подмигивая золотыми окнами строений, кажущихся совсем крошечными с такой высоты. Сердце Эвана быстро забилось от осознания, что эльфийские руны перенесли его далеко за пределы королевства Адальор. И казалось, что даже за пределы Валантайна. Вот только куда?
Юноша завороженно рассматривал пеструю паутинку дорог, на ютящиеся между ними постройки с изумрудными, лазурными и сапфировыми черепицами, ярко блестевшими в свете солнца, точно самые настоящие драгоценные камни. Рассматривал рыжевато-пшеничные заплатки полей, широкие полосы пляжа и врезавшее в него насыщенно синее полотно океана, блестевшее в свете солнца. Где бы ни находилась загадочная островная страна, какие бы опасности не таила за безмятежным пейзажем, она уже успела затронуть сердце Эвана и теперь манила его за собой. Древесные кроны дружелюбно шелестели листьями, а маленькие зеркала озер приглашающее подмигивали серебристой гладью, так и зазывая спуститься с небесных просторов поближе.
Приятное наваждение длилось недолго, до тех пор, пока края нового неизведанного мира вдруг не потонули в непроглядной черноте. Эван вздрогнул, лихорадочно нашаривая теплую ментальную нить, связывающую его с чужими воспоминаниями, однако было слишком поздно — могущественный дар, ненадолго поддавшийся праздному любопытству человека, уже выскользнул из его сознания, бросая Эвана прямо посреди потока образов и обрывков мыслей. Темная пустота хлестала его по щекам и телу, проносилась мимо порывами невидимого ветра, а библиотекарь падал вниз, не в силах удержаться. Страх сковал тело юноши, а леденящая тяжесть заполняла его, заставляя камнем лететь в бездну чужого сознания. Собственные мысли Эвана путались и терялись, разум сжимался до размеров крохотной искорки, и юноша с ужасом начал понимать, что разобьется. Разобьется внутри чего-то громадного и смертоносного, так и не сумев вернуться назад, в собственное тело. Что тогда будет с ним? Погибнет Эван или же останется блуждать безликой тенью по лабиринтам чужих воспоминаний, прозябая в темноте?
В отчаянии Ридд вновь и вновь пытался ухватится за тонкие нити собственной души, некогда удерживающих его в чужом потоке, точно хрупкую марионетку, и теперь юноша практически не ощущал их — ледяная пустота, наполненная яркими осколками чужих эмоций и образов, нещадно хлестала его по лицу и бросала из стороны в сторону, будто надеясь, что под натиском чужой железной воли незваный гость обратится в пыль. Если бы только Эван мог освободиться, если бы нашел в себе силы преодолеть этот кошмарный плен, грозящий стоить ему жизни… Однако его дар был слишком мал, а вера в себя — и того слабее. Шансов выбраться целым и невредимым у Ридда практически не оставалось, и он слишком отчетливо осознавал это.