Прибалтика для британцев — первоначально. А что же для американцев?
— Викторыч, ты чего завис? — Хмель уже заточил сломанный карандаш. — Что делать-то будем? Куда мы этот лист отнесём?
— Пока никуда.
Ткачёв размышлял так: внутри России всё равно будут люди, которые не захотят прогибаться под англосаксов. Ну, не смогут, в силу того, что… просто не смогут. Не приучены. Не было колониального гнёта чужестранцев, да и победы русских людей оставили в генетическом коде стремление к независимости: от чужого мнения, от чуждого образа жизни, от выплаты дани. Да и социализм ещё не выветрился полностью — осталась тяга к некому светлому будущему. И пусть это будущее — утопия, и никто не знает, как оно будет выглядеть, но так хочется, чтобы оно было. И люди эти будут из структур бывшего КГБ. Ну, такие, как сам Ткачёв. Только вот — где их найти?!
Самое неприятное — это то, что целевое финансирование в сложившихся условиях невозможно. Людям нужно как-то жить, и техника с материалами, чтобы работать. В новых условиях нужен «банкир», который будет считать, и распределять деньги, а также как-то их добывать. То есть, нужен постоянный источник финансирования. И человек, пополняющий этот источник, с невозможностью присвоить его лично себе. Андрей Викторович решил спросить…
— Виктория, вы сможете выстроить систему финансирования структуры, но так, чтобы тот, кто приумножает капитал, не знал, для кого он это делает?
— Это выполнимо, — ответила она, чуть подумав. — Но займёт время.
— Ты чего задумал, Викторыч? — испугался Хмель, поглядывая на Вику.
— Использовать структуру по прямому назначению, — сказал Ткачёв. — Как бы пафосно это не звучало, но сберечь страну от разграбления всякими проходимцами. Вы со мной?
Хмель тягостно вздохнул.
— Ну, куда же ты без меня, Андрей? Конечно, я с тобой.
Они посмотрели на Вику, молчаливо сидевшую в углу комнаты. Она водила согнутым пальцем по губам и наблюдала за качающимся от ветра фонарём на улице.
— Мужчины, я не настолько патриотична, как вы, но бросить вас в одиночестве не могу. У тех, кого Андрей называет англосаксами, остался передо мной неоплаченный долг. Простить им убийство девчонок я не смогу. «Кошка» и «Горгона» были моей семьёй. Я делила с ними двадцать лет всё, что имела. И они со мной тоже. А их не просто убили — их казнили. И за что?! За то, что они могли как-то помешать? Я с вами, Андрей, и с тобой, Хмель. Другого я не вижу, и не представляю, чем это закончится, но я буду с вами. До конца… обещаю.
Хмель едва заметно выдохнул, будто не был до её слов в чём-то уверен.
— Оперативных агентов всего трое, — продолжала Вика. — Это очень мало для тех задач, что обозначил Андрей.
— Надо выкупить хотя бы одну базу для подготовки агентов, — предложил Хмель. — И начать вербовку.
— Неужели никого больше не осталось? — растерянно спросил Ткачёв.
— Может быть, кто-то и остался, — ответил Хмель. — Только их местонахождение мне неизвестно.
— Мне известно, — вдруг сказала Виктория. — Я знаю группу из четырёх человек. Их, как и меня, готовили по особо секретной программе и не вносили в базу. Правда, есть трудность — я не знаю пароля для связи с ними. Выйдем на контакт без пароля — перережем друг друга.
— И что делать? — воодушевился Ткачёв.
— Искать среди них руководителя группы. И предъявить веский аргумент, что вы, Андрей, единственный оставшийся куратор. Другого пути нет.
— И как ты их узнаешь? — недоверчиво усмехнулся Хмель.
— Ты, — Вика взглянула на него с жалостью, — анахронизм. Просто поверь мне.
Андрей Викторович прошёл на кухню, кряхтя, встал на табурет, и достал из-за вентиляционной решётки небольшую металлическую коробочку. Вынул из неё бархатную тряпочку, развернул. Взял удостоверение генерал-майора КГБ, провёл по нему ладонью, стряхивая несуществующую пыль. Вернулся в комнату и протянул удостоверение Вике.
— Это будет хоть небольшим аргументом при разговоре?
— Не знаю, — она развернула книжечку, улыбнулась, разглядывая фото Ткачёва. — Стоит попробовать. Другого аргумента все равно нет.
Ткачёв уже отчаялся ждать вестей от Гришаева, и решил действовать сам: попросить денег у Автондила, пообещав авторитету в будущем дивиденды. Он особо не надеялся на то, что Автондил согласится, но попробовать стоило.
И по истечении недели сообщение от полковника пришло.
— Мне срочно надо в Москву, — объявил Ткачёв агенту. — Гришаев что-то нарыл.
Хмель же решил подстраховаться.
— Возьми с собой Вику. Надо будет проверить за ним «хвост».
Андрей Викторович запротестовал, но Хмель настоял.
— Так надо, не спорь.
Он сходил за ней, и уже через пятнадцать минут Ткачёв выходил из дома, наскоро, но умело загримированный под старика — седая борода, густые брови и очки. Вика тоже была под видом старушки, и Ткачёв в очередной раз поразился её умению так быстро перевоплощаться. Одежда тоже была под стать гриму, и Андрей Викторович частенько почесывал шею под колючим и толстым шарфом. В электричке какие-то сердобольные люди даже уступили им место.
Они добрались до больницы, в которой лежала сестра Гришаева в положенный час, но Виктория скомандовала:
— Андрей, посидите на автобусной остановке, а я схожу к палате. Если ваш полковник уже там, то мы перехватим его на обратном пути.
Он не стал спорить и присел на заснеженную лавочку, постелив кусок картона.
Виктория обернулась быстро.
— Его там ещё не было, — сказала она, присаживаясь рядом. — Это очень хорошо. Следите за входом в больницу и дайте мне знать, когда полковник появится.
Минут через пять Ткачёв увидел Гришаева, спешившего с авоськой набитой продуктами. Он не спеша шёл к больнице по тратуару от станции метро. Андрей Викторович незаметно ткнул Вику в бок.
— Вон он. В кроличьей шапке с авоськой.
Виктория развернула Ткачёва к себе лицом и стала поправлять ему шарф.
— Вижу. Сидите тихо и наблюдайте за дорогой позади нас, — и буквально через полминуты добавила. — За ним хвост, значит, он где-то прокололся. И, действительно, несёт для вас информацию, — говоря, он по-старчески кривила губы в улыбке, пальцами, будто пораженными артрозом, дергая за шарф Ткачёва. — Его ведёт невысокий и неприметный мужик в спортивной шапочке и темном китайском пуховике.
Тут Андрей Викторович увидел «Жигули» с тонированными стеклами. Машина остановилась метрах в ста от входа в больницу, и из неё вылез худощавый мужчина. Закурил, стараясь не смотреть на вход.
— Похоже, нас приехали шлёпнуть, — прошептал Ткачёв. Он почувствовал давно забытое ощущение опасности. Этот вылезший из автомобиля мужик словно испускал от себя невидимые волны, говоря — я приехал убить того на, кого покажут.
— Сколько их?
— Точно не скажу, но как минимум трое. Мужик вылез из задней двери, значит он, водитель, и тот, кто спереди на пассажирском месте. Стекла очень тёмные. Что будем делать?
— Импровизировать, — улыбнулась Вика. — Пошли. Номер машины запомни.
Они, изображая походку стариков, зашагали к больнице, когда Гришаев скрылся за дверьми главного входа. Мужик у машины скользнул по ним безразличным взглядом, а вот тот, кто шёл за полковником от метро, более пристально, обернувшись на ходу. Видимо, не почуяв опасности от стариков, он едва заметно кивнул стоящему у машины курильщику.
Ткачёв с Викой немного задержались в фойе: она сделала вид, будто рассматривает расположение отделений на плане больницы, а он стал разглядывать информационную стойку. В фойе народу было немного. Медсёстры сновали по длинному коридору, и на откидных стульях, как в кинотеатре, в ожидании сидело три человека с сумками.