Тод побрёл к нашей лачуге. Наки растерянно посмотрел на меня.
– Клэй, если бы я плохо тебя знал, я бы решил, что тебе плевать на Тода, – сказал он наконец.
Потом взял мешок и ушёл, оставив меня наедине с чувством вины.
Теперь почти все в цирке знали, как я выгляжу, и шансы пробраться незамеченным равнялись нулю. Поэтому я встретился с Олли за клетками со слонами, стоявшими у старой кирпичной стены. Когда я пришёл, она сидела на повозке, гружённой сеном. В руках у неё была масляная лампа.
– Ну что? Как Туман? – без лишних предисловий спросил я. – По-прежнему злится?
Олли покачала головой и спрыгнула с повозки.
– Хуже.
– Что может быть хуже? – встревоженно спросил я, пока мы шли мимо слонов, привязанных к столбам. Они были такими огромными, что легко бы убили меня одним ударом ноги. Но они даже не обратили на нас внимания, продолжая лениво отмахиваться хвостами от насекомых.
– Увидишь, – мрачно ответила Олли.
Оказавшись у зверинца, Олли, как всегда, осталась караулить у входа, а я отодвинул штору и вбежал внутрь.
Я был готов ко всему. Ожидал увидеть разъярённого волка. Волка, желавшего убить меня. Волка, полного ненависти к человеку.
Но передо мной было животное, отказавшееся от борьбы. Признавшее поражение. Сдавшееся. Тень дикого зверя, которого я видел всего пару дней назад.
Туман лежал неподвижно. Его глаза были открыты, но казалось, он ни на что не смотрит.
Ожог на боку зажил. Но, видимо, люди нанесли ему другую, невидимую рану, залечить которую гораздо сложнее.
Когда я приблизился, волк лишь бросил на меня пустой взгляд.
Олли подошла к нам.
– Он такой уже два дня. Отказывается есть и выходить из клетки. Парсону и Хираму приходится выносить его, но даже так он не двигается.
– Туман… – прошептал я.
– Смит и Спэрроу нервничают, – добавила Олли. – До дебюта Тумана осталось пять дней. Если Парсону и Хираму не удастся выдрессировать его…
– Знаю, – перебил я. – Туман будет бесполезным животным.
Мы оба понимали, что это значит.
Неожиданно снаружи раздался чей-то голос:
– Я сказал этому бездельнику Парсону, что у него осталось три дня…
– Три дня – слишком много, – возражал другой голос. – Он столько недель валял дурака…
Олли, побледнев, схватила меня за руку.
– Смит и Спэрроу! Быстрее, прячься.
Она потушила лампу и потащила меня к ящикам. Едва мы спрятались, как хозяева цирка вошли в зверинец.
Среди всех неприятных типов, которых мне довелось встретить за тринадцать лет жизни (уж поверьте, список немаленький), Смит и Спэрроу, несомненно, заняли бы первые места. Обоим было около пятидесяти, оба одевались ярко и безвкусно, как все слишком быстро разбогатевшие люди.
Смит, приземистый мужчина с рыжеватыми волосами, прилизанными жиром и собранными в хвост, носил хвастливый цилиндр из фиолетового атласа, длинный сюртук с полами, похожими на хвост ласточки, и ярко-зелёный шейный платок. Спэрроу ростом вышел чуть повыше компаньона, но стройностью тоже не отличался. Он был лысым, тяжёлые веки нависали над глазами. Он носил десяток карманных часов с золотыми цепочками и нелепый платок из жёлтого шёлка в красный горошек. У обоих в руках были трости из тёмного дерева с серебряными набалдашниками, украшенными камнями.
– И что ты теперь предлагаешь? – спросил Смит, остановившись у клетки с Туманом. Он показал на волка тростью и поморщился. – Какая мерзость. И за это мы выложили столько денег…
– Освежевать и продать шкуру, – предложил Спэрроу. – Мы немало выручим за неё.
– Но что делать с афишами? Весь Лондон жаждет увидеть волка! Мы продали сотню билетов. А если толстуха действительно заявится…
Я растерянно уставился на Олли.
– Толстуха? – произнёс я одними губами.
– Королева, – прошептала она.
Я вздрогнул. Оскорблять королеву такими словами не стал бы даже самый последний мадларк.
– Ну? – Смит треснул тростью по решётке. – Вставай, блохастая псина! Вставай, проклятый!
– Надавим на Парсона, – предложил Спэрроу. – Два дня. Если через два дня ничего не выйдет, вышвырнем из цирка и его, и его мерзкого сынка.
– Но что делать с волком?
Спэрроу пожал плечами.
– Отдадим на растерзание публике. Толпа любит жестокие зрелища. Найдём кого-нибудь без руки или ноги, заставим их рассказать, что на них напал волк, и потребуем справедливости. Вот увидишь, люди будут в восторге.
Я пришёл в ужас. Настоящими зверями были Смит и Спэрроу. Не люди – чудовища без капли сострадания и жалости.
– Спокойно, – прошептала Олли, сжимая мою руку. – Спокойно, Клэй.