Народу в ресторане было немного. Арабская супружеская пара с четырьмя кучерявыми шумными детьми за составленными вместе тремя столами. Двое молодых французов шепчутся через проход от нас, похоже, голубые. Яркая полная женщина, когда-то несомненно восхитительная, а теперь покрытая толстым слоем штукатурки, ест суп, промокая губы салфеткой после каждой ложки. Так где же Раджев фотограф?
Ливанец, похоже, с закусками уже покончил. Наклонив лицо к самой тарелке, он с аппетитом хлебал суп, отхватывая после каждой ложки приличный кус от лепешки. При его комплекции он вряд ли ограничится первым блюдом, так что можно было не торопиться. Я заказал мезé, это такой набор ливанских закусок, и полбутылки красного вина.
Мезе и вино мне принесли быстро. Халед к этому времени покончил с супом и откинулся на диване. Наши глаза встретились – а я хотел, чтобы он видел, что я смотрю на него. Угрозы и даже повода для беспокойства он во мне не узрел. Рыгнув, он вытащил из кармана клетчатый носовой платок и утер пот со лба. Горячий был суп или очень острый. Потом взгляд его снова скользнул в мою сторону: я по-прежнему смотрел на него. В глазах ливанца мелькнуло недоумение. Вот теперь, наверное, пора!
Я встал и направился в сторону туалета. Поравнявшись с Халедом, я молча положил перед ним конверт с пятью фотографиями, на которых он был запечатлен с Рамданом. Я отлил, не спеша помыл руки, бессмысленно подержал их немного под худосочным сушителем и вернулся в зал.
Халед снова утирал пот, теперь уже со всего лица. Я с невозмутимым видом прошел мимо к своему столу. Ливанцу принесли кус-кус с горкой мяса и овощей посередине блюда, однако еда его больше не радовала. Халед автоматически положил кус-куса себе на тарелку и снова посмотрел на меня. Я счел нужным кивнуть ему с вежливой полуулыбкой и взялся за свое мезе.
Мы так и продолжали есть, время от времени поднимая глаза друг на друга. Напряжение, которое я читал во взгляде и во всех движениях Халеда, возрастало и стало нестерпимым. Он подозвал официанта и что-то сказал ему.
Официант – немолодой уже усатый мужчина с мягкими изящными движениями – подошел и склонился надо мной:
– Вон тот господин спрашивает, не угодно ли вам вместе выпить кофе. Он ненавидит делать это в одиночестве.
– С удовольствием.
Я улыбнулся и широким жестом пригласил ливанца за свой стол.
– Мне, – сказал я официанту, – тоже кофе и…
– Арак?
Меня даже передернуло. Арак – это ливанское название для анисовой водки. Но если кому нравится, благослови вас Господь – я никого не хотел обидеть.
– Нет-нет, лучше виски, – поспешно сказал я. – А тому джентльмену – что он пожелает.
Джентльмен приветливо кивнул мне, попытался отодвинуть столик, которым он был прижат к дивану, и не без труда, с деятельной помощью официанта выбрался в проход.
Вблизи он казался еще толще. Плоть щедро свисала с него по бокам и со щек, двумя большими валиками заполнила шею, когда он сел. Пухлая ручка вернула мне конверт с фотографиями.
– Мы знакомы? – спросил он по-английски. У него был сильный акцент.
– Вероятно, лишь односторонне, – любезно растягивая губы, ответил я по-французски.
Ливанец охотно перешел на этот язык.
– И я могу быть вам полезен?
– И нам, и даже в большей степени себе самому.
Какой-то мужик неопределенной восточной внешности вошел в ресторан. Лет сорока, с нечесаной и не очень чистой шевелюрой. Прошел к стойке бара и заказал эспрессо. Это наш фотограф? Камеры при нем не наблюдается, но сейчас же фотографируют и из оправы очков.
Нам принесли кофе с крошечными сладостями на блюдечке. От спиртного Халед как истинный мусульманин отказался, хотя вообще ливанцы на это дело смотрят просто. Он непрестанно утирал лицо платком – нервничал. Он не знал, кто я такой, а спросить не решался. Будучи человеколюбив, я прервал его муку:
– Нас интересует тот паренек, Рамдан.
Я специально так сделал. Вряд ли он захочет сразу говорить о себе.
– Что именно вы хотите знать? Кто он такой?
– Да нет, это мы знаем. – Я разговаривал небрежным тоном, как человек, уставший от собственной осведомленности. – Хотелось бы уточнить, зачем он с вами встречался.
Халед молчал. Дураком он не был, хотя трусость, несомненно, не признак большого ума. Разумнее быть храбрым, но этим качеством ливанец, похоже, обладал не в полной мере. Сейчас он придумывал, как бы ему ответить, чтобы я от него отвязался, но и чтобы ничего существенного не сказать.
– Этот человек неуправляем, – помог ему я. – Мы пришли к выводу, что вы в опасности, а терять вас совсем не хочется.
– Я знаю, что он неуравновешенный, – произнес наконец ливанец. – Только не знаю, как с этим быть.
– Он скоро уедет, – попробовал ободрить его я. – А до Йемена далеко.
Халед странно посмотрел на меня.
– Нет?
– Нет, он сказал, что в конечном счете его решили оставить в Лондоне.
– И чем он будет заниматься?
Ливанец замялся. От волнения он стал сучить ногами. Я этого, конечно, не видел, только стол задрожал.
– Если он и у вас вызывает опасения, лучше сказать нам, – подтолкнул его я.
– Мне точно не следует об этом говорить. Мы можем оставить этот разговор?
Я пожал плечами:
– Можем, конечно. Но если продолжим, вы очень скоро похвалите себя за то, что рискнули. Итак?
Ливанец засопел. С одной стороны, избыточный вес и соответствующая нагрузка на сердце. С другой – вылезающие наружу заросли в ноздрях, препятствующие поступлению кислорода. Давай, решайся! Ты же понимаешь, что перед тобой сейчас не человек сидит, а новый контракт. Ну, хорошо, я помогу еще.
– Вы же прекрасно понимаете, что я не из собственного любопытства это спрашиваю, – сказал я. – Мы же с вами профессионалы, можем перескочить вступительные этапы.
Толстяк запыхтел.
– Ну, хорошо. Мне почему-то кажется, что вы не обманете моего доверия. Этот юноша будет заниматься некоторыми поставками.
– Некоторыми поставками некоторых видов вооружения? – предположил я и попал в точку.
– Ну, раз вы и сами это знаете.
– И для кого? Я, как вы убедились, что-то действительно и сам знаю. Но мне важно понимать, насколько вы готовы вести дела откровенно.
Халед снова запыхтел. Глупо это с его стороны – ответ же очевиден. Достаточно следить за тем, что происходит в мире.
– Ладно, это мне тоже и без вас известно, – устало произнес я. – Для талибов и чеченцев. Ну, в первую очередь.
Карие маслины Халеда по-прежнему смотрели выжидающе.
– Но он же и что-то конкретное вам сказал.
Не возразил ливанец – снова я правильно предположил. Попробуем зайти с другой стороны, задать вопрос, ответить на который ему будет не трудно:
– Вы уже передали эту информацию дальше?
– Пока нет.
И поставил жирную точку. Глупый я! Ливанцы в Средиземноморье и по всему миру – люди дела. Так что говорить с ними надо соответственно. А Халед к тому же действительно профессионал, в своем понимании. Мне цену нужно назвать – вот чего он ждет.
– Хорошо, я задам другой вопрос. Кому вы собирались эти сведения сообщить? Нашим английским друзьям?
Толстяк опять засопел.
– Мы тоже готовы сделать вам предложение, – продолжил я. – Что-то вы можете по-прежнему передавать нашим британским коллегам, но самую интересную информацию мы хотели бы, чтобы вы приберегали для нас.
Халед отпил кофе и прищелкнул языком, как бы признавая солидность если не предложения, которое пока не было сформулировано, то по крайней мере стороны, которая собиралась его сделать. Такой восточный прием в ходе переговоров. Теперь, когда начался торг, он уже не спешил.
– Вы американец? – уточнил он.
Я отпил виски. Двойной «Джек Дэниэлс» без содовой и льда.
– Как видите. Как слышите.