И, конечно, первым подозреваемым стал тот, кому я доверял больше других, – Ашраф. Какой, ну какой ему был смысл скрывать от меня свое знакомство с Джоном Фини? Они – естественные союзники; нормально, если они встречаются и делятся информацией. Но египтянин все отрицал. Почему? Самый логичный ответ – потому что он рассказал Фини обо мне. Англичане как-то проверили информацию по своим каналам и выяснили, что никто из американцев на связь с Ашрафом не выходил. Трогать они меня не стали – пока просто установили штатное наблюдение.
Однако я попытался вмешаться в работу контрразведки – в ту ее часть, которую она больше всего хотела бы хранить в тайне. Я, видите ли, решил раздобыть доказательства того, что самые активные экстремисты являются осведомителями МИ-5. И тогда англичане решили вывести меня из игры. Выследили, задействовав все свои технические возможности, – они-то у себя в стране действуют. А потом похитили. Сейчас приедет кто-нибудь из ответственных работников, может быть, тот же Фини, допросит меня, убедится, что я – не тот, за кого себя выдаю, и… А что им со мной делать? Ведь, если верна эта версия, неслучайно они нас привезли не в свой офис, а в какую-то глухомань.
Я изложил эти новые гипотезы Кудинову. Похитители наши с полчаса как вернулись, скорее всего, и босса с собой привезли. Однако к нам заявиться не спешили, видимо, между собой совещались. И мы с моим другом тем же занимались.
– Да не мучай ты себя! – откликнулся мой великодушный друг. Серьезных контраргументов у него быть не могло, но успокоить меня он попытался. – У алжирца твоего, который обедает хлебом с соусом, кишка тонка тягаться с серьезными конторами. Ливанец, судя по твоему рассказу, трус. Он ходит по краю пропасти, ему лишние заморочки ни к чему. А египтянин твой сам же рассказал тебе про тайные свидания руководства МИ-5 с Абу Саидом, разве нет? И еще помог уточнить, где и когда именно.
– Тогда почему он мне соврал?
– Ну-у… – Этого Лешка еще не придумал, но думает он быстро. – Причина может быть самой банальной. Ашраф получает от англичанина деньги – та же схема, что и с тобой. Они с Фини коллеги и естественные союзники, но их союз скрепляется и регулярно передаваемым конвертом. Хотя… Хотя эта версия действительно объясняет, как тебя могли незаметно вести по всему городу.
И тут наконец хлопнула дверца бытовки, и послышались шаги по гравию. Я даже не успел разглядеть в окне, кто это шел. Пусть бы уже босс, сколько можно гадать!
В моменты наибольшего драматического напряжения нужно расслабляться. Я прислонился поудобнее к нашей стальной плите, вытянул ноги и даже зевнул.
Дверь открылась. На пороге стояли мои алжирцы – и Мустафа, и Рамдан.
И только тогда вся картина сложилась у меня в сознании – в один миг. Рамдан, как сообщил мне утром Лешка, пришел в ресторан к Халеду. Я сидел спиной, но он меня узнал. А дальше – провел меня до парка и послал туда рыжего. Может, рыжий его возил в тот день на машине. Как они отслеживали мои перемещения по городу – так и непонятно. Но теперь стало ясно, с чего все началось.
3
Рамдан курил, зажав сигарету на свой манер, между пальцами у самой ладони. Струйка дыма попала ему в глаз, и он недовольно прищурился. Потом тонкой струйкой между передних зубов сплюнул в открытую дверь и сказал по-английски нашим похитителям:
– Я поговорю с ними сам.
До этого боссом был рыжий. Теперь приказы отдавал не он.
Рамдан пропустил в сарай Мустафу и закрыл за собой дверь. Он поискал глазами, на что сесть, увидел пластмассовый, когда-то голубой, садовый стул, поставил его у стены напротив нас с Лешкой и уселся. В течение этих долгих секунд его взгляд то и дело находил мои глаза, и тогда губы его растягивались в торжествующей ухмылке. Это было его шоу.
– А вы что-то помолодели, – сказал он, переведя глаза на Кудинова.
Да, Лешка ведь приходил на встречу вместе со мной в обличии старого джентльмена. Черт! Наша идея выдать его за случайного прохожего уже не сработает.
– Я предупреждал, чтобы вы оставили моего брата в покое, – продолжал Рамдан. Вроде бы миролюбиво напомнил, но прозвучало зловеще.
– Теперь ты меня слушай, – сказал я. Есть ситуации, когда нельзя отдавать инициативу. – Одно опрометчивое движение с твоей стороны, и Мустафу уже ничто не спасет. Безопасностью твоего брата будем заниматься мы. А ты займись своей.
Мустафа стоял слева от него, прислонившись спиной к стене. Мог он сам меня сдать? Нет, по нашему последнему разговору не похоже было. Да и сейчас он явно не в своей тарелке, по-видимому, получил от брата внушение. Рот-то у него всегда полуоткрытый, дурацкий, а сейчас и глаза под нахмуренными бровями какие-то тусклые, без фокуса.
Рамдан молчал. И мы молчали. Ход за ним. Чего-то же он от нас хочет? Или уже ничего? Насладится сейчас своим торжеством, пристрелит из «магнума» и зароет в зарослях полыни за старой липой.
– Не знаю даже, стоит ли дать вам еще шанс? – спросил сам у себя алжирец, приоткрыл дверь и снова сплюнул между зубов.
Теперь ответил Лешка:
– Так думай скорее. У нас без тебя дел хватает.
А чего Рамдан хотел? Чтобы мы на коленях умоляли его о пощаде? Нет, единственная правильная тактика в таких ситуациях – демонстрировать самообладание. От злой собаки нельзя бежать – догонит и вцепится. Так что стой и смотри ей в глаза. Если тебе приставили пистолет к затылку, бессмысленно говорить: «Прошу вас, не убивайте меня!» Правильная фраза – что-то типа: «И что же ты не стреляешь?»
Без наших реплик спектакль у Рамдана не ладился. Может, помочь ему? Кто знает, умеет он думать или только делает вид.
– Есть несколько вариантов, – сказал алжирец, переводя взгляд на меня. – Первый – сдать вас имаму. А он вас не пощадит.
Нет, похоже, придется помогать.
– Отпадает, – притворно зевнув, сказал я. – Мы будем ему интересны только в пакете с твоим братом.
– Второй вариант, – нимало не смущаясь, продолжал Рамдан. – Прямо сейчас вас пристрелить.
– Ради этого не стоило нас похищать. В городе могли это сделать. Или в фургоне.
– Мы можем и поинтереснее что-то придумать. Выпустим вас сейчас на летное поле и потренируемся в стрельбе.
– Да ты из «магнума» с двадцати метров в мишень не попадешь. На спор, – возразил Лешка. Он любит оружие и регулярно стреляет в тире.
Злые мы с Кудиновым. Парень хочет насладиться победой, а мы мешаем.
– Третий вариант, – уже нетерпеливо сказал Рамдан.
Но я его перебил:
– Третий-четвертый пропускаем. Говори сразу, что у тебя на уме.
Алжирец докурил сигарету и раздавил окурок каблуком. Странная у него бородка для революционера. Я говорил уже: тонкая такая, стриженая, по верхней губе и подбородку – как у латиноамериканского жиголо. Нарциссизм.
– Ваша жизнь для меня никакой ценности не представляет, – произнес он, судя по тону, заранее заготовленную фразу. – Она дорога только вам. Так вот я хочу знать, насколько дорога.
– Логическая ошибка, – не выдержал Кудинов. – Если ты хочешь знать, сколько каждый из нас готов за свою жизнь заплатить, она для тебя ценна как минимум на эту сумму.
Я рассмеялся. Не смог удержаться, хотя ситуация к тому не располагала.
– Совсем недавно ты был готов убить меня за четыре тысячи фунтов. На этой сумме и сойдемся?
Мустафа сказал брату что-то по-арабски, что-то примирительное, просительное. Но тот заткнул его одним междометием. А я на Мустафу часто посматривал: что-то мне подсказывало, что ему затея с похищением не нравилась. Как и идея с наемниками, впрочем – не потерянный он был человек. К тому же мы с ним хлеб преломляли.
– Так тогда с ходу все было, без подготовки, – не нашелся Рамдан. – И в городе.
Теперь Лешка рассмеялся:
– Хорошо, бензин мы оплатим отдельно.
Похоже, Рамдан понял, что обеспечить себе интеллектуальное превосходство и тем самым потешить свое самолюбие у него не получится.
– В общем, я подумал и решил вот как, – заявил он, отметая наш сарказм. – Вы же работаете на ЦРУ? Так вот, пусть ЦРУ за вас и заплатит. По миллиону долларов за каждого.