Мы с Лешкой переглянулись. Уже то хорошо, что он предполагает, что мы работаем на Штаты.
– Предложение можно было бы считать деловым, если бы была названа реальная цифра, – небрежно сказал Кудинов. – Какова следующая цена?
Следующей явно не было.
– А чем плоха эта? – удивился Рамдан.
– Я объясню, как рассуждают наши руководители, – мягко начал я. Я же говорил, в нашей паре Лешка давит, а я размазываю. – Жизнь сотрудника, считай, ничего не стоит. В случае провала каждый выпутывается, как знает. И все на это идут. В нашей штаб-квартире целая стена героев без фамилий, одни звездочки. Погиб при исполнении – получаешь орден, а семья – страховку.
Рамдан нетерпеливо отмахнулся – хватит, мол, вешать мне лапшу на уши.
– Другое дело, – продолжил я, – что тот… миллион – не миллион, не важно. Те деньги, которые они пожалели, чтобы выкупить сотрудника, они потом охотно истратят в качестве премии. Ну, знаете? За предоставление сведений, позволяющих обнаружить и обезвредить преступника. По нашей бухгалтерии это по разным статьям проходит. Бюджет на выкупы небольшой, а на оперативные расходы деньги есть всегда.
– И что, многих так поймали?
– Я статистику не веду. По людям, которых я знаю, многих.
Рамдан что-то сообразил. Губы его снова растянулись в кривой ухмылке.
– Хорошо, вашим боссам все равно. Но вам-то нет?
Кудинов хотел что-то вставить, но я его остановил. Хороший переговорщик еще не закончил.
– Это ты правильно заметил. Но мы распоряжаемся не деньгами налогоплательщиков, а своими собственными. Это совсем другие суммы.
Рамдан даже скрипнул зубами. Он-то нацелен на миллионы.
– Не надо мне заливать! Хорошо – миллион за двоих. Это моя последняя цена, другая даже не обсуждается.
– Как скажешь, – пожал плечами Лешка. – Хочешь миллион – проси миллион. Но тогда тебе с нашей конторой иметь дело. Мы-то здесь при чем?
– Вы должны сказать, к кому конкретно обратиться. Я не хочу связываться с бюрократами. Вы даете мне номер телефона, я звоню, и в течение суток деньги должны быть у меня. Больше суток я вас держать не буду. Вас начнут искать – это слишком рискованно.
– Есть такой телефон, – уверенно сказал Кудинов.
Я даже посмотрел на него: что, тот живой автоответчик резидентуры?
– Но ты с самого начала назначай срок в двенадцать часов, – посоветовал Лешка. – Тогда будет шанс, что в сутки они уложатся.
Рамдан приободрился. Что Кудинов задумал? У него действительно есть план или он просто голову морочит?
– Ты уверен, что было правильно тот телефон давать? – спросил я Лешку, когда наш похититель ушел. – Нас же даже просили тот номер стереть?
– Ничего, поменяют потом, – буркнул мой друг. – Людей менять труднее.
4
Нас с Лешкой снова покормили. Рацион не для гурманов: по открытой банке кукурузы с одноразовой чайной ложкой в каждой и полбуханки нарезанного ржаного хлеба на двоих. И пива на этот раз не дали – то ли кончилось, то ли Рамдан решил, что не стоит похищенных баловать. «Нечего в жопе сласть разводить», – сказал бы Некрасов.
Еду нам принес Мустафа. Смотрел он в пол.
– Это не моя была идея, – сказал он еще от двери.
– Надеюсь, – отозвался я. – Ты всегда казался мне неглупым парнем.
– Я пытался убедить брата – ну, когда меня выследили там, в парке, – что мы с вами больше заработаем. Ну, в конечном счете. Пустой номер.
– Он понимает, что вас все равно найдут? – вступил в разговор Кудинов. – Если с нами все будет в порядке, это одна история. А если нет, то без вариантов. Вас найдут где угодно: в Афганистане, в Судане, в Йемене...
Мустафа ухмыльнулся. С этим он мог поспорить.
– Нас вон сколько лет ищут. Что-то пока не нашли.
– Это ты про алжирские спецслужбы? Сравнил тоже.
Кукуруза оказалась сладкой, много не съешь. Разве что для подкрепления сил – они, скорее всего, понадобятся. Лешка вон тоже губу кривит, но запихивает в себя полезнейшие углеводы, витамины, минералы – что там еще есть в кукурузе?
– Ну, теперь уже ничего не поправишь, – вздохнул Мустафа.
И снова спрятал глаза. Плохой признак.
Дверь снова открылась. Рамдан. Рявкнул на брата – видно, не понравилось ему, что Мустафа задержался и треплется здесь с заключенными. Тот огрызнулся в ответ, но жиденько, визгливо, как шавочка на полкана. И вышел.
– Я не понял, – сказал Рамдан. – Там автоответчик был.
– Там автоответчик, который круглосуточно слушает живой человек, – пояснил Кудинов. – Ты все правильно сказал?
Рамдан даже рассмеялся в голос:
– Ты за дурака меня держишь? Думаешь, я сам звонил? Мой человек это сделал, из автомата в Лондоне.
Похоже, мы с Ашрафом оба ошибались. Египтянин считал, что у Рамдана после Чечни начались психические отклонения. А я еще совсем недавно решил, что ему надо помогать думать. Нет, варит у него котелок.
– Он, главное, пароль сказал? – уточнил Лешка. – Этот твой человек?
– Да-да, не волнуйся. Для Фишермана.
Это такая условная фраза для того номера – для рыболова или Фишермана, понимай как знаешь. Лешка сказал, что ее надо произнести, чтобы сообщение передали нужному человеку. На самом деле она означает, что ситуация критическая.
– Так что дальше? – спросил Рамдан.
– Перезвоните через час. Часа им хватит, чтобы посовещаться.
– Только пусть лучше на том конце провода будет живой человек, – угрожающе произнес Рамдан. – И, хоть автоответчик, хоть не автоответчик, счет времени пошел.
– Не нравится мне их настроение, – сказал Лешка, когда мы снова остались одни. – Твой парень ни разу в глаза тебе не посмотрел.
Я кивнул: тоже это заметил.
– Звони давай, – сказал Кудинов.
А он ведь не из пугливых. Интуиция ему так подсказывает, что нельзя времени терять. Но моя интуиция этому противится. Не могу объяснить, но что-то меня удерживает.
– А ты слышал, как они к нашей двери подходили? Сначала один, потом другой?
– Нет, не слышал, – согласился Лешка.
– Может, кто-то сейчас под дверью стоит и ждет, когда мы свою последнюю надежду достанем. – Мы, повторяю, хотя говорили и по-английски, но чуть слышно, больше губами. – Давай лучше вот что попробуем.
Я осторожно, чтобы не звякнули наручники, встал. Потом так же бесшумно провел кольцом наручников, застегнутом по проушине, чтобы максимально приблизиться к верстаку. Хорошо, напильник от нас спрятали, но там же еще куча обрезков валяется. Вытянул до конца правую, прикованную руку, сделал шаг и теперь вытягиваю левую. Вот он, край верстака. Они всегда, как я помнил еще со школы, с уроков труда, слегка липкие, эти верстаки, будто графитом намазаны. Еще чуть-чуть. И еще. Если бы я тянулся не руками, а ногами, я бы сейчас сел в шпагат. Теперь рывок – черт с ним, с запястьем. И вот пальцы мои коснулись алюминиевого обрезка и притянули к себе. Обрезок с ладонь, в замок наручников его не засунешь, но какое же это замечательное продолжение руки.
Орудуя им, я подтянул поближе витую стальную стружку.
– Дай мне, – нетерпеливо прошептал внимательно наблюдавший за моей акробатикой Кудинов. Он уверен, что все делает лучше других.
– Сейчас. Дай я сам сначала попробую.
Я принял первоначальное положение «сидя на полу» и осторожно ввел острый конец стружки в скважину замка. Испытать ловкость собственных рук мне не удалось – кончик скрючился и тут же обломился.
– Дай сюда, говорю тебе! – уже рассерженно прошептал Лешка.
Я поспешил протянуть стружку, пока его не хватил удар. Последовала минута злобного ворчания:
– Не умеешь – не берись. Конечно, тонкий конец сломал – руки-крюки, и теперь уже не лезет. А с другой стороны? Ну давай же! Так, теперь аккуратно. Не сломаешься? А если так?
Кудинов поднял на меня одновременно удивленный и торжествующий взгляд. Замок провернулся, и дужка наручников послушно откинулась.
Лешка времени не терял.